Але під впливом розповідей фінського гіда під час екскурсії у столицю Фінляндії Гельсінкі та ще одного фінського гіда під час другої екскурсії по визначних місцях міста Тампере та інших фінських міст у радіусі 50 кілометрів навколо Тампере, які про Маннергейма розповідали лише з використанням похвальних характеристик, я змінив своє ставлення до цієї історичної постаті і став у розмовах з колегами притримуватись саме тієї інтерпретації фактів його біографії, яку отримав від цих двох фінських гідів.

І коли нещодавно в дискусії на сторінках ФБ я почув і іншу точку зору на роль Маннергейма в історії фінської держави, дещо відмінну від тієї, що склалась у мене під впливом фінських екскурсоводів, я вирішив звернутись до першоджерел і уважно прочитати «Мемуари» Карла Густава Маннергейма, написані ним після відходу від активної державної і військової діяльності і перекладені на російську мову В.С. Злобіним та опубліковані у 2014 році в AST Publishers.

Читати «Мемуари» Маннергейма, обсяг яких склав більше 570 сторінок, густо пересипаних назвами фінських населених пунктів і річок та фінськими прізвищами соратників, які із-за подвоєння голосних і словесного вираження, не притаманного російській мові, непросто, тож у мене на це читання, яке я здійснював вечорами, пішло два тижні, а тому лише 19 жовтня 2019 року я дочитав останню 571 сторінку.

Боюсь, що нині мало хто захоче витрачати час на прочитання цих майже 600 сторінок, які до того ж читаються важко, тому я вирішив коротко розповісти про те, що ж я виніс для себе, ознайомившись з цими «Мемуарами», аби ті із моїх друзів, у кого не буде бажання читати багатосторінкові «Мемуари», але вистачить духу ознайомитись зі сторінками, написаними мною, отримали більш-менш об’єктивне уявлення про вклад Маннергейма в становлення фінської держави. Ці сторінки я густо пересипав цитатами із «Мемуарів», особливістю яких є те, що вони часто є складеними із різних висловлювань Маннергейма, виписаних не поряд, а послідовно, але на різних його сторінках, тож, шановні мої читачі, не дивуйтесь, якщо після якогось речення і перед наступним ви побачите три крапки, які означають, що я викинув якісь проміжні деталі, залишивши лише те в цих цитатах, що сприяло мені в викладенні матеріалу за прийнятою мною ідеологією.

Ми усі, хто здобував освіту у Радянському Союзі, звикли до того, що Маннергейм – це швед за національністю і навіть дивувались, чого це швед так самовіддано боровся все життя за незалежність Фінляндії.

І дійсно пращури Маннергейма були шведами, які свою триповерхову графську родову садибу побудували у фінському Лоухісаарі ще у той час, коли Фінляндія була частиною Королівства Швеції, яке було союзником Наполеона Бонапарта у війні з Російською імперією, а тому втратило Фінляндію після поразки Наполеона, оскільки її побажав включити до складу своєї імперії російський імператор Олександр 1.

Але російський імператор надав більшій частині Фінляндії статус автономного королівства у складі Російської імперії зі своїм королем, урядом і своїм парламентом та зі збереженням усіх титулів і родових садиб та земель усієї знаті, що проживала на цій – тепер уже автономній у Росії і незалежній від Швеції – території. Тож уже навіть батько Маннергейма граф Карл Роберт Маннергейм вважав себе фіном і виховував свого сина Карла Густава патріотом Фінляндії, хоча і віддав його на навчання до російського ліцею, оскільки без знання російської мови у той час не можна було сподіватись на будь-яке кар’єрне зростання.

Але оскільки граф Карл Густав Маннергейм був підданим Російської імперії, то для нього були відкритими двері усіх престижних на той час російських військових навчальних закладів, у тому числі і вибраного ним Ніколаєвського кавалерійського училища, яке він успішно закінчив, отримавши перший офіцерський чин, та завдяки своєму гренадерському зросту та графському титулу був зарахований в ряди кавалергардів, які супроводжували російського імператора на парадах та під час виїздів за межі столиці. Однак парадне життя кавалергарда йому швидко наскучило, і він попросився в ряди діючої армії, де швидко проявив себе талановитим командиром, який під час російсько-японської війни 1905 року уже досяг чину драгунського полковника і у цій війні успішно командував кавалерійським полком.

1905-1906 роки Маннергейм за завданням російських властей проводить в Китаї і Тибеті, очолюючи експедицію по вивченню цих російських сусідів і налагодженню дружніх стосунків з ними, включаючи і Далай-ламу.

Після повернення з експедиції Маннергейм знову повертається на службу в російську армію і першу світову війну у 1914 році зустрічає уже в чині генерал-майора.

Усю першу світову війну аж до революції 1917 року Маннергейм воює з німецькими військами на різних фронтах спочатку командиром дивізії, яких він на вимогу командування змінив декілька, потім командиром корпусу, яких в результаті різних переформатувань та перекидань з одного фронту на інший теж змінив декілька. Воював він і під командуванням генерала Брусилова під час знаменитого «брусилівського прориву» поруч з генералами Денікіним, Юденічем і Корніловим, які , як відомо, під час громадянської війни на території Російської імперії були видними воєначальниками білої гвардії. Після революції генерал Маннергейм, скориставшись необхідністю лікування і переодягнувшись у цивільне та ховаючись від революційних патрулів і міняючи поїзди, поїхав до Фінляндії, аби бути у цей тривожний час на теренах своє батьківщини і встати на її захист, якщо в його послугах буде потреба.

А потреба була, тому що фінські комуністи вирішили скинути уряд і парламент Фінляндії, які після першої лютневої революції 1917 року проголосили Фінляндію державою, незалежною від Росії. А замість незалежної держави Фінляндія фінські комуністи хотіли утворити Фінську радянську автономну республіку та приєднати її до нового варіанту Російської імперії, очолюваної Леніним.

Захищати незалежність Фінляндії не було кому, тому що своєї армії у фінів не було, а у військових містечках на території фінської держави розміщувались російські гарнізони, які ні з ким у бойові дії не вступали, а вичікували, коли закінчаться революційні події в Петербурзі і Москві.

Тож коли Маннергейм, діставшись до Гельсінкі, заявився на очі прем’єр-міністру і парламенту Фінляндії, бо король, який був німцем і безвилазно проживав у Німеччині, йому там дуже зраділи і одразу проголосили Верховним головнокомандувачем збройних сил, які він ще повинен був створити. А для того, щоб збройні сили він зміг створити якнайшвидше, спеціально для нього рішенням парламенту, узгодженим з урядом, у зв’язку з відсутністю на території держави короля заснували посаду регента, якому, як і королю, зобов’язані були підпорядковуватись усі без винятку посадові особи, включаючи прем’єр-міністра і керівника парламенту.

І спочатку збройні сили Фінляндії складались лише з невеликих загонів територіальної самооборони населених пунктів, які називались шюцкорами і на озброєнні у яких були лише мисливські рушниці. Але на щастя Маннергейма серед російських гарнізонів, розташованих на території Фінляндії, були і такі, в які були відправлені на відпочинок і переформатування потріпані фронтові частини, серед яких були і ті, що воювали під командуванням генерала Маннергейма, якого солдати любили за сміливість, чесність і людяність. Тож коли Маннергейм звернувся до них з проханням їхати до себе на батьківщину, залишивши усе своє озброєння фінам, багато гарнізонів одразу ж відгукнулись на цей призив і подались в Росію, а Маннергейму дісталось усе їх озброєння, яким він озброїв ті регулярні армійські частини, які створювались ним з фінських солдат російської армії, котрі, почувши, що Маннергейм у Фінляндії створює фінську армію, кинули військові частини, в яких служили, і подались на рідну землю.

А ті російські гарнізони, які відмовлялись кидати службу і віддавати зброю, Маннергейм, який уже мав на кого зіпертись у військовому відношенні, спочатку оголосив інтернованими, а потім, відібравши у них зброю, теж відправив у Росію.

Тож уже протягом місяця у Маннергейма були створені військові сили, здатні протистояти комуністичним загонам, керівники яких прогавили процес озброєння цих сил за рахунок зброї, відібраної в російських гарнізонах. Почалася громадянська війна, яка набрала особливо активної фази після того, як у січні 1918 року фінські червоні загони захопили Гельсінкі і здійснили переворот, відсторонивши від влади парламент і уряд незалежної Фінляндії, які останнім своїм рішенням віддали усю повноту влади в країні Маннергейму і закликали його протистояти комуністичній загрозі.

До армії Маннергейма у цей час почали вливатись і добровольці із Швеції, яка не допомагала нічим, боячись бути втягнутою в революційні процеси, але не перешкоджала виїзду добровольців у Фінляндію, що мали там якихось родичів чи друзів. Прийшла на допомогу у цей час і Німеччина – як тому, що королем Фінського автономного королівства був німець, так і тому, що Німеччині було вигідно, щоб її головний противник у першій світовій війні – Російська імперія – затріщала по швах і стала не здатною вести військові дії. Німці передали Маннергейму кілька військових формувань, що мали артилерію, боєприпаси, а також забезпечили поставки зерна для боротьби з голодом серед населення. Тож збройні сили Фінляндії розростались, і фінські комуністичні загони стали не здатними їм протистояти. А допомоги військовими частинами від комуністичної частини Росії фінським комуністичним заколотникам не надходило, бо їй самій потрібно було протистояти білій армії, яка у цей час була і на підступах до Москви і на підступах до Петербурга.

Тож уже в квітні 1918 року армія Маннергейма повністю зламала опір фінської червоної армії і в травні, звільнивши Виборг і ту частину Східної Карелії, яка російським царем була залишена автономному фінському утворенню в складі Російської імперії, вийшла на кордони тепер уже незалежної Фінляндії, одночасно очистивши від фінських червоних загонів і столицю Гельсінкі, яку згідно з умовами Брестського миру між Росією і Німеччиною покинули російські загони балтійських матросів, саме на підтримку яких спирались заколотницькі частини фінської червоної армії. І уже 16 травня 1918 року відбувся військовий парад збройних сил Маннергейма, яким було відзначено завершення громадянської війни у Фінляндії і її повної очистки від комуністів, партію яких відновлені фінський парламент і уряд за пропозицією Маннергейма з залученням судових органів було оголошено поза законом.

Після завершення громадянської війни і прийнятя 17 липня 1919 року нової конституції, яка проголошувала Фінляндію республікою і яку підписав ще Маннергейм, як регент, що був у той час найвищою посадовою особою в державі, він склав з себе повноваження регента і погодився взяти участь у перших президентських виборах, які згідно з конституцією проводились у парламенті, де правили соціал-демократи, котрі боялись, що Маннергейм, який користувався підтримкою армії і народу, узурпує владу, а тому 25 липня 1919 року на президентських виборах у парламенті Фінляндії він отримав лише 50 голосів. А першим президентом Фінляндії став професор Стольберг, за якого проголосували 143 члени парламенту.

Після цього аж до 1931 року Маннергейм не посідав ніякої керівної державної посади у Фінляндії, яка шляхом парламентської боротьби ставала усе більше державою соціал-демократичного спрямування, у якій, змінивши назву на «соціалістична», до парламенту обралась і заборонена комуністична партія. Але Маннергейм у ці роки часто виїжджав за кордон, де зустрічався з різними видатними державними діячами і вів з ними переговори про підтримку Фінляндії. Що ж до офіційної посади у ці роки, то після невдачі у президентських виборах він був обраний на з’їзді активістів на громадську посаду головнокомандувача шюцкору, 100 тисяч членів якого представляли територіальні загони самооборони населених пунктів і в разі виникнення небезпеки для держави повинні були виступити на її захист. У радянській системі ця його посада відповідала приблизно посаді голови ДТСААФ (Добровільне товариство сприяння армії, авіації і флоту), яка не надавала важелів впливу ні на політику держави, ні на підвищення її обороноздатності.

Але в 30-і роки почалася індустріалізація Радянського Союзу, яка стимулювала переозброєння радянської армії новими засобами та швидкому нарощенню її танкових частин і авіації. Тож з року в рік небезпека для Фінляндії, яка зменшила і терміни служби в армії і обсяги фінансування на нужди оборони, знову бути поглинутою радянською формою Російської імперії лише посилювалась.

А далі у своїй розповіді я приведу цитату із «Мемуарів»: «В 1931 году закончились полномочия президента Реландера, и главой государства в результате виборов стал сенатор Свинхувуд, бывший председатель «сената самостоятельности» во время освободительной войны. Уже 2 марта, на следующий день после вступления в должность, только что избранный президент пригласил меня к себе. Он считал, что управлять государством может, но, как он выразился, «военными действиями руководить не могу». Поэтому Свинхувуд высказал пожелание, чтобы я, в случае развязывания войны, стал верховным главнокомандующим, но уже сейчас занял пост командующего вооруженными силами. Я был не готов сразу дать ответ… (далі йде довге пояснення, чому)… В урочный час я сообщил президенту, что в мирное время ни в коем случае не хотел бы занять пост командующего армией, но мог бы согласиться на должность председателя совета обороны и трудиться на благо роста обороноспособности страны, глубоко изучая задачи, связанные с этим видом деятельности. Беседа завершилась тем, что я в принципе согласился занять пост председателя совета обороны на тот период, пока главой государства будет являться Свинхувуд, и при необходимости стать главнокомандующим, если начнется война» – кінець цитати.

А 10 червня 1931 року президент Фінляндії Свінхувуд призначив Маннергейма головою ради оборони фінської держави терміном на три роки, повідомивши при цьому лише вищих керівників про те, що на випадок війни він буде призначений і верховним головнокомандувачем.

На цьому посту Маннергейм пропрацював і усі 6 років правління президента Свінхувуда і ще два роки після обрання у 1937 році наступним президентом Фінляндії Калліо, який і призначив його верховним головнокомандувачем 30 листопада 1939 року в день нападу на Фінляндію Радянського Союзу.

Про свою роботу на посту голови ради оборони фінської держави у період з 1931 по 1939 роки Маннергейм пише так – цитую: «Мне часто казалось, что я как бы пытаюсь протянуть толстый канат через узкую трубу, заполненную смолой. Деятельность совета обороны, несмотря на прогресс, отмеченный в протоколах, не привела к результатам, на которые я надеялся. Правда, начиная с 1931 года, оборонный бюджет стабильно увеличивался , хотя и в недостаточной степени, однако доля его в государственном бюджете столь же стабильно уменьшалась. В 1931 году она составляла примерно 20 процентов, а год спустя – лишь 16 процентов» – кінець цитати.

Але, якщо ознайомитись з цим періодом в житті Маннергейма детально, то легко бачити, що зробити йому для підвищення обороноздатності Фінляндії вдалося багато, особливо після того, як 25 серпня 1933 року президент Свінхувуд надіслав командувачу фінською армією генерал-майору Естерману таємне розпорядження такого змісту – цитую: «Настоящим указываю, что в течение всего времени, пока фельдмаршал Карл Густав Маннергейм находится на посту председателя совета обороны, командующий войсками обязан выполнять получаемые от председателя совета обороны инструкции по вопросам оперативной подготовки на случай развязывания войны, а также по вопросам планирования и организации обороны» – кінець цитати.

Та й уряд Фінляндії під натиском аргументів Маннергейма хоч і зі скрипом, але виділяв кошти і погоджував відвід територій під заходи, пов’язані зі зміцненням обороноздатності держави, внаслідок яких у Фінляндії були побудовані у цей період завод по виробництву танків, завод по виробництву бойових літаків, завод по виробництву гармат і мінометів, завод по виробництву патронів і снарядів, які почали масово поставляти свою продукцію  в армію. А до цього додалося ще й те, що завдяки переговорам Маннергейма, який користувався дуже високим авторитетом в державних діячів західних країн, на озброєння фінської армії стали поступати із Швеції, Німеччини, Франції, Великобританії і США ті види військової техніки, які ще не вироблялись у Фінляндії, або вироблялись в кількостях, недостатніх для швидкого переоснащення армії.

Багато уваги приділяв Маннергейм і будівництву оборонних споруд в районах кордонів з Радянським Союзом на Карельському перешийку та у Східній Карелії, запрошуючи для цього інженерів-будівельників з Німеччини і Швеції. І, передбачаючи, що радянські війська для подолання бездоріжжя на перешийках між озерами можуть спробувати використати озерний лід в якості доріг, Маннергейм побудував ряд інженерних оборонних споруд і на тильних берегах цих озер.

Крім того, фінська армія на вимогу Маннергейма постійно брала участь в різних військових навчаннях, які він сам спостерігав і аналізував, вказуючи на помилки і шляхи їх виправлення у майбутніх боях.

Тож, коли 30 листопада 1939 року Радянський Союз напав на Фінляндію, верховному головнокомандувачу фінських збройних сил фельдмаршалу Маннергейму уже було чим зустріти радянські війська, які почали наступ вздовж усього фінсько-радянського кордону, як на Карельському перешийку, так і у Східній Карелії та у повітрі і на морі після провокаційного артилерійського обстрілу позицій радянських військ біля села Майнила радянськими ж артилеристами, який нарком Молотов оголосив нападом фінської артилерії на радянські війська.

У вас, шановні читачі, як і у мене, не могло не виникнути запитання стосовно того, чому Радянський Союз, знаючи про 40-градусні морози і сніжні заметілі взимку у Скандинавії, вирішив оголосити війну Фінляндії в останній день осені і вести цю війну взимку. А відповідь на це запитання виявилась простою. У грудні у Фінляндії починають лютувати морози, але ще майже не падає сніг, тож багаточисельні фінські озера, перешийки між якими покриті лісом, будучи скованими внаслідок сильних морозів товстим шаром льоду, стають прекрасними дорогами для танків і самохідної артилерії, що компенсувало відсутність навіть грунтових незамінованих доріг на більшості із цих перешийків, так необхідних під час наступальних дій. Тож радянські воєначальники на чолі з Ворошиловим, які не мали інформації про те, що Маннергейм покрив оборонними спорудами і тильні береги озер, розраховували, використовуючи озерний лід в якості доріг для танків і артилерії, війну з Фінляндією закінчити протягом кількох тижнів, тобто, ще до Нового Року, після приходу якого почнуться снігові заметілі.

І не дивно, що вони розраховували на швидку перемогу, бо – далі цитую Маннергейма: «Таким образом, против наших девяти дивизий стояли 26-28 дивизий и значительное количество специальных войск, всего полмиллиона человек. Авиация противника, по нашим подсчетам, насчитывала примерно 800 самолетов» – кінець цитати.

Цікавою є інформація Маннергейма про кількісний склад і озброєння фінської та радянської дивізій – цитую: «Численный состав финской дивизии – 14200 человек, численность же русской – 17500. В последней было два артиллерийских полка (в финской – один), один потивотанковый дивизион (в финской – ни одного), один танковый батальон из 40-50 танков (в финской – ни одного) и одна рота противовоздушной обороны (в финской – ни одной). По количеству автоматов и минометов русская дивизия в среднем вдвое, а по количеству артиллерии – втрое превосходила финскую. Если же учесть, что у русских имелись еще отдельные танковые подразделения, солидный артиллерийский резерв главного командования, а также неограниченное количество боеприпасов и господство в воздухе, то диспропорция становится намного более явной» – кінець цитати.

Про те, який характер мали бої у перші ж дні війни, можна судити, виходячи з таких слів Маннергейма, якими він змальовує один із її епізодів, в якому радянська армія понесла суттєві втрати: «139-я дивизия противника была выбита из игры, а брошенной ей на виручку 75-й дивизии нанесен серьезный урон. Почти 4000 убитых насчитали только по обочинам главной дороги, в плен были взяты около 600 человек. Из военных трофеев следует назвать 59 танков, 31 орудие, 220 пулеметов и огромное количество боеприпасов».

Але, якщо на Карельському перешийку фінська армія під ударами великої кількості радянських танків, артилерії та літаків, вперто захищаючись і наносячи радянським військам значні втрати, крок за кроком відступала, залишаючи одну за одною раніше створені інженерні споруди, то у гористій Східній Карелії вона здійснювала і наступальні операції, одну із яких Маннергейм описує так – цитую: «Наступление началось 27 декабря со всех направлений. После упорного боя, длившегося сутки, оборона была сломлена, и противник побежал, преследуемый нами, через лед озера Киантаярви на север в направлении Юнтусранта… (далі йде детальний опис як і куди противник побіг)… Сопротивление этой группы было сломлено 30 декабря. На месте остались убитими 5000 солдат противника, около 500 человек было взято в плен. Трофеи были весьма значительными: 27 орудий, 11 танков, 150 грузовых автомобилей, 250 лошадей, огромное количество оружия пехоты и боеприпасов. Хорошая добавка к запасам плохо снаряженного победителя» – кінець цитати.

Для характеристики цієї війни є сенс привести і ще один епізод із боїв у Східній Карелії – цитую Маннергейма: «Сейчас настала очередь 44-й дивизии, главные силы которой удерживали в своих руках примерно восьмикилометровый участок дороги Раате. Остаток дороги до границы протяженностью 25 километров охраняли небольшие подразделения, и по ней патрулировали танки. Дивизия укрепилась со всех сторон для отражения ударов, которые партизанские отряды наносили ей днем и ночью. Полковник Сииласвуо разделил свои измотанные части на несколько боевых групп и наносил ими удар за ударом по флангам 44-й дивизии, перекрывая одновременно ей пути отхода на восток. Длинная колонна во многих местах была разбита на отдельные куски, которые затем уничтожали в боях, в которых русские сражались с необыкновенным упорством до конца. Лишь небольшой части противника удалось вырваться из окружения и найти себе спасенне за границей. Военные трофеи были огромны: 70 различных орудий, 43 танка, 270 автомашин и тракторов, 300 стволов автоматического оружия, 6000 винтовок, 32 полевые кухни и 1700 лошадей. Подсчитать точное число убитих оказалось невозможным, ибо снег укрыл и их, и замерзавших насмерть. 1300 человек были взяты в плен… До конца войны противник на этом участке так и не смог предпринять наступательных действий. Ему после поражения пришлось отказаться от мысли о «молниеносной войне» с целью разрезать территорию Финляндии пополам, в связи с чем часть наших войск мы постепенно смогли перебросить на другие участки для выполения иных задач» – кінець цитати.

А далі я приведу ще кілька коротких цитат із «Мемуарів»:

Цитата перша: «Войска перешейка сражались против превосходящих сил противника намного лучше, чем я мог надеяться, и боевой дух был высоким»

Цитата друга: «Первый месяц войны закончился. Ситуация сложилась во многих отношениях иной, чем ожидалось, и сюрпризы можно было в основном отнести к разряду положительных… Противник понес большие потери в живой силе, технике и материалах, что мы посчитали желанной добавкой к вооружению и снаряжению наших войск. Финская армия показала, что сражаться она умеет».

Цитата третя: «На морском фронте все попытки противника приблизиться к нашему берегу также были отражены».

Цитата четверта: «Превосходство в авиации у противника также не оказало решающего воздействия. Несмотря на нехватку у нас средств зенитной обороны, его самолеты не смогли ни уничтожить наши коммуникации, ни нарушить жизнь нации. В воздушных налетах декабря противник потерял 142 бомбардировщика и истребителя».

Із цієї розповіді Маннергейма стає зрозумілим, чому для досягнення перемоги радянські воєначальники протягом грудня 1939 року та січня і лютого 1940 року кинули проти фінів величезні військові сили, для характеристики яких я також приведу слова Маннергейма: «Уже в первую неделю войны против Финляндии были брошены неожиданно большие силы. Как уже говорилось, группировка их достигала 26-28 пехотных дивизий, а позднее возросла до 45, из которых 25 сражались на Карельском перешейке и 20 – на восточном фронте. Их поддерживали корпусная и армейская артиллерия и отдельные механизированные части. Против нас было выставлено примерно 3000 танков, часть которых была средними и тяжелыми. Во всей Красной Армии насчитывалось, за исключением дальневосточных, 110 дивизий и 5000-6000 современных танков. Это значило, что почти половина активних дивизий, дислоцировавшихся в европейской части России и в Западной Сибири, были мобилизованы и брошены на Финляндию. Если прибавить к этому специальные войска, то численность противника достигала почти миллиона человек, часть из которых имела опыт ведения войны в Польше» – кінець цитати.

І хоч і зі значними втратами, але уся ця армада поступово просувалась з боку Карельського перешийка в глибину Фінляндії, в середній частині якої уже не було ніяких інженерних оборонних споруд.

Пояснюючи масштабність втрат радянської армії, Маннергейм дає наступну характеристику її солдатам: «Русский пехотинец храбр, упорен и довольствуется малым, но безинициативен. В противоположность своему финскому противнику он привик сражаться в массах. Но если он оказывается вдалеке от командования и теряет связь со своими товарищами, то не в состоянии действовать самостоятельно. Поэтому русские и прибегали, особенно в начале войны, к наступлению большими массами, которые огнем нескольких хорошо расположенных пулеметов скашивались вплоть до последнего человека. Несмотря на это, наступление продолжали волнами, следовавшими одна за одной, с теми же результатами. Случалось, что русские в боях начала декабря шли с песнями плотными рядами – и даже держась за руки – на минные поля финнов, не обращая внимания на взрывы и точный огонь обороняющихся. Пехоте свойственна поразительная фатальная покорность. Русский солдат не обращает внимания на воздействие внешних импульсов и быстро выходит из временного потрясения. Объяснение ранее упомянутому явлению, готовности пехоты сражаться до последнего в самой безнадежной обстановке, также кроется и в психике русского. В истории войн можно встретить лишь редкие примеры такого упорства и стойкости, да и они были показаны древними народами. Правда, здесь сыграл определенную роль политический терор, но все же объяснение следует искать в тяжелой борьбе русского народа с природой, борьбе, которая со временем превратилась в непонятную для европейцев способность терпеть и переносить нужду, в пассивную храбрость и фатализм, которые оказывали и продолжают оказывать влияние на политичесое развитие… (далі я пропускаю багато інших характеристик піхотинців і перейду до оцінки Маннергеймом дій танкових військ радянської армії)… Нет никакого сомнения в том, что бронетанковая техника доставила много разочарований противнику. Уже условия местности в Финляндии не давали возможности наносить массированные и глубокие удары, как это предусматривали уставы русских. Танки фактически использовали только в тактических целях совместно с пехотой, но какова была цена такого их применения! Общее проверенное количество уничтоженных и захваченных танков достигло 1600 единиц, или половины всей массы бронетанковой техники, выставленной проти нас. Иными словами, почти четверть всех современных танков, которыми располагала Красная Армия. Нельзя забывать и о потере 3000-4000 политически верных и подготовленных танкистов. И все же следует почеркнуть, что к концу войны взаимодействие бронетанковой техники с пехотой значительно улучшилось. Танки решающим образом повлияли на то, что противнику удалось в конце концов прорвать нашу оборону… (а далі я перейду до оцінки Маннергеймом дій авіації противника)… До войны считали, что советская авиация находится на высоком уровне. И мы потому ожидали, что русские будут иметь превосходство в воздухе и будут наносить сокрушительные удары по войскам, городам, заводам и транспортным коммуникациям. Испытать все это нам довелось, но, как часто бывает, ожидаешь худшего, а на деле оказывается, что больше придумываешь… Истребительная авиация, на вооружении которой были самолеты типа И-16 (430 километров в час), была не в лучшем положении. Расчетного запаса бензина этих машин хватало лишь на полчаса полета, в связи с чем они не могли сопровождать бомбардировщики в полетах на дальние расстояния, а это явилось причиной того, что в начальный период войны было сбито огромное количество бомбардировщиков … случалось, что один финский истребитель за несколько минут сбивал шесть самолетов из группы в девять бомбардировщиков… Несмотря на огромную численность (примерно 2500 самолетов), советские ВВС не оказали решающего воздействия на ход войны… И все же потери были довольно велики, так как всего было сброшено около 150 000 фугасных и зажигательных бомб общим весом примерно 75 000 тонн… Но во что стала воздушная война русским? По данням Ставки, было сбито 684 самолета, однако в соответствии с проверенными впоследствии сведениями военных дневников это число увеличилось до 725, … а если добавить и «неуверенные случаи», то потери составят 975 самолетов… На пороге 1940 года у Советского Союза, по расчетам, в европейской его части, было примерно 5000 самолетов первой линии, примерно половина из них была задействована в войне против Финляндии. Из этих последних уничтожена была примерно половина… В финских ВВС в начале войны было всего лишь 96 машин, и из них большая часть устаревшие. Общее число самолетов во время войны достигло 287 машин, из них 162 истребителя. Мы потеряли 61 самолет или 21 процент всего их количества» – кінець цієї довгої і послідовно зкомпонованої з різних сторінок цитати, із якої легко бачити, що воювати Фінляндії ставало з кожним днем усе важче, особливо на фоні того, що Німеччина, з якої йшли поставки продовольства і зброї, у зв’язку з підписанням пакту Ріббентропа – Молотова, яким розмежовувались сфери впливу Німеччини і Радянського Союзу, стала союзником Радянського Союзу і ці поставки зупинила. Після цього, боячись втягнутою у війну з Радянським Союзом, зупинила свої поставки і Швеція, яка до того ж зупинила і пропуск продовольства та озброєння через свою територію і з інших країн. Фінляндії почав загрожувати голод – і продовольчий і зброярський.

Але станом на кінець січня 1940 року у зв’язку з невдачами радянських військ на усіх фронтах ситуація стала більш тривожною для Радянського Союзу ніж для Фінляндії. З цього приводу Маннергейм написав: «По мере того, как война продолжалась и поставленной цели быстро добиться не удалось, советское правительство начало понимать, что захват Финляндии – дело более сложное, чем представлялось ранее. Атаки на Карельском перешейке, длившиеся почти два месяца, результатов не дали, а на других участках русские понесли чувствительные потери. Захват всей страны, с учетом чего создавали «народное правительство» Куусинена, оказался недостижимой целью. В этой обстановке Кремль посчитал удобным прозондировать возможность окончания войны на выгодных для Советского Союза условиях. Поскольку все наши попытки войти в контакт с советским правительством до сих пор были безрезультатными, оно само 29 января 1940 года обратилось в министерство иностранных дел Швеции, чтобы донести до сведения нашего правительства их заявление следующего содержания: «Правительство Советского Союза в принципе не против заключения договора с правительством Рюти – Таннера. Что касается вступления в возможные переговоры, то заблаговременно следует знать, что именно правительство Рюти-Таннера готово предложить к передаче…» – далі текст цієї заяви приводити не має сенсу, оскільки її суть саме у цих перших двох реченнях.

Фінський уряд, який знаходився під впливом успіхів армії Маннергейма на фронтах, навіть не порадившись з ним, 2 лютого надіслав через міністерство закордонних справ Швеції радянському уряду відповідь, що він не проти переговорів про мир, але за умови, що територія Фінляндії під Ленінградом не відчужується, а лише еквівалентно обмінюється на територію якоїсь прикордонної частини радянської Карелії, а за відчужену нерухомість на переданій Радянському Союзу території його уряд виплатить фінам компенсацію.

Така відповідь радянському уряду не сподобалась, і радянським військам було віддано наказ продовжити атаки з метою захвату Фінляндії. Тож увесь лютий 1940 року пройшов під неперервний гуркіт ураганного артилерійського вогню російських батарей та вибухів бомб, скинутих бомбардувальниками, і нескінченних хвиль атак піхоти і танків на Карельському перешийку, від яких кількість фінських бійців, що тримали оборону, невпинно зменшувалась, а ті, що залишались в строю, продовжували воювати в умовах нестачі боєприпасів і продовольства.

Маннергейм зрозумів, що після закінчення зими і весняного бездоріжжя та з приходом літа радянські танкові частини, які уже були на виходах з Карельського перешийка, розвернуться широким фронтом і зупинити їх уже буде нічим. А як розтане крига в прибережних до Фінляндії водах Балтики, радянська армія отримає можливість висаджувати десанти з моря, які зможуть одразу піти на приступ столиці Гельсінкі. Тому під час відвідин його ставки прем’єр-міністром Маннергейм порадив прем’єру Рюті прискорити переговори з Москвою про підписання мирної угоди, поки він ще може стримувати радянські війська, що дає шанс не втратити незалежність, навіть якщо доведеться пожертвувати якимись територіями на підступах до Ленінграду.

Як це відбувалось, легко бачити з наступних слів Маннергейма: «28 февраля премьер-министр и четыре члена правительства вновь посетили Ставку и побеседовали со мной. В этот момент большого успеха наши войска добились лишь севернее Ладоги и в районе Кухмо, а положение на перешейке обострилось. Я попросил генералов, присутствовавших на встрече, дать министрам свою оценку обстановки. С некоторым удивлением я обнаружил, что все они, за исключением одного, заявили: мы выстоим и войну можно и следует продолжать. Когда министры отошли в сторону, чтобы переговорить между собой, я использовал возможность для обоснования своей точки зрения перед генералами, выразив увереность в том, что мир необходимо заключать сейчас. Нам, по моему разумению, нельзя позволять, чтобы горечь, вызванная суровыми условиями, затуманивала нашу способность мыслить критически! То, что армия не разбита, дает нам пока возможность вести переговоры о мире. Если оборона рухнет, а наши силы напряжены до предела, мы потеряем эту возможность. Побеседовав с генералами, я нашел возможным доложить членам правительства, что в военном руководстве нет разногласий и что мир следует заключать немедленно. На следующий день, 29 февраля, правительство решило начать переговоры о заключении мира… Прекрасно понимая последствия, к которым могло бы привести продолжение войны, делегация Финляндии поздно вечером 12 марта подписала договор о мире. Условия его были исключительно тяжелы. Выборгская ляни, а вместе с ней города Выборг, Сортавала и Кексгольм отходили к Советскому Союзу, ему передавались острова Финского залива и полуостров Ханко с окружающей местностью, последний уходил от Финляндии на условиях договора об аренде на тридцать лет. На севере Финляндия теряла свою часть полуострова Рыбачий, а также обширные участки территории в районе Салла и Кусамо. Величина переданной территории равнялась 4000 квадратных километров, а количество проживавших там людей составляло 12 процентов от всего населения страны. Это означало, что примерно полумиллиону человек пришлось покидать свои родные места, уезжая с земель, которые облагораживали и возделывали многие поколения их праотцов. Доля этих территорий в экономической жизни, земледелии, лесном хозяйстве, промышленности равнялась примерно 11 процентам. Стратегическому положению Финляндии был нанесен сокрушительный удар. Мы потеряли все те узкие проходы, дававшие нам возможность закрывать ворота перед агрессором. Новая граница делала страну открытой для нападения, а район Ханко стал подобен пистолету, направленному в сердце государства и на важнейшие коммуникации. Договор о мире отнял у нас безопасность и свободу внешнеполитической деятельности. Утешением было то, что Кремль отказался от требования заключить военный союз… Политическим результатом Зимней войны для самой Финляндии явилось прежде всего сохранение самостоятельности, купленное дорогой ценой. Смертельная опасность была отражена крайним напряжением сил всей нации… Суровый мир был заключен после 105 дней героических оборонительных боев, в которых одинаково самоотверженно участвовали все общественные классы. Народ Финляндии может гордиться своими вооруженными силами, которые, правда были вынуждены уступить превосходящим силам, но все же остались несломленными. Мы должны благодарить их за мир, который получила наша страна, сохранившая независимость и не запачкавшая своей чести. Народ воодушевляла непоколебимая воля защитить свою свободу. Все то же правительство, выдержавшее испытания войны, продолжало руководить судьбой страны. Это было непреложным свидетельством единства нации, проникнутой сознанием того, что они бились с врагом за правое дело. Мир для большей части народа Финляндии оказался горестной неожиданностью. Прошло определенное время, прежде чем все поняли серьезность той обстановки, которая вынудила правительство и парламент согласиться на столь жесткие условия. Но как только прошло первое смятение, люди энергично принялись возрождать свою Карелию в пределах новой, укороченной границы… 19 декабря произошла смена караула на руководящем государственном посту. Президент Каллио, который был болен еще до войны, отошел в сторону после того, как огромные и тяжелые обязанности окончательно подорвали его здоровье… Когда он сообщил о своем решении передать руль управления государством в другие руки, на 19 декабря назначили выборы нового президента… Выборы состоялись и президентом был избран Ристо Рюти» – кінець цитати.

І маршал Маннергейм після підписання мирного договору з Радянським Союзом продовжив виконувати обов’язки верховного головнокомандувача, якому необхідно було поновлювати міць фінської армії і організовувати відновлення розбомблених заводів по виготовленню озброєння і боєприпасів та будівництво інженерних оборонних споруд на нових, тепер уже зовсім незахищених кордонах з Радянським Союзом, від якого можна було очікувати агресивних дій будь-якого дня, оскільки важко було повірити у те, що СРСР, який втратив у війні з Фінляндією лише вбитими 200 000 солдатів і який хотів знову перетворити Фінляндію на свою автономну республіку, довго зберігатиме добросусідські взаємини. І ці недружелюбні стосунки проявилось уже в червні цього ж року – далі цитую Маннергейма: «2 июня – спустя всего лишь несколько дней после «второго предупреждения» Литве – русские предъявили Финляндии требование, никоим образом не вытекающее из мирного договора: все предприятия, как государственные, так и частные, вывезенные из Карелии и с мыса Ханко, должны быть возвращены СССР… Наконец, 27 июля СССР потребовал либо демилитаризировать Аландские острова, либо же укрепить их совместными силами Советского Союза и Финляндии… Угроза Финляндии вынудила правительство согласиться с требованиями Советского Союза» – кінець цієї «вижимки» із тексту «Мемуарів».

Дуже показово змальовує ситуацію, в якій у той час жила Фінляндія, ось такий текст із «Мемуарів» – цитую: «В августе 1940 года один полковник и два майора, которые готовили разведчиков для заброски в Финляндию, говорили: «Финляндия – капиталистическая страна, которую ждет такая же участь, как Эстонию, Латвию и Литву. Включение Финляндии в состав СССР – вопрос нескольких недель, самое большее – нескольких месяцев. Число капиталистических стран на политической карте мира сокращается все больше и больше. Народы Эстонии, Латвии и Литвы намного счастливее финского народа, так как они сами изъявили желание воссоединиться с нами. Поскольку народ Финляндии не хочет этого, его судьба будет более тяжелой, ибо Финляндию присоединят силой. Финляндия не сможет сопротивляться Красной Армии и не получит ни от кого помощи». Запомнилось заявление одного русского офицера, сделанное осенью 1940 года: «В марте 1941 года в Финляндии произойдет революция, и тогда СССР предъявит некоторые требования. Если Финляндия не согласиться на них, то эту страну превратят в автономную советскую республику так же, как это случилось с Эстонией, Латвией и Литвой» – кінець цитати.

В ці дні гітлерівська Німеччина уже вступила у війну з країнами Західної Європи, які одна за одною окуповувались її військами, була окупована уже і Норвегія. Швеція оголосила нейтралітет, тож Фінляндії, яка хоч і підписала мирний договір з Радянським Союзом, але не могла розраховувати на його допомогу в забезпеченні продовольством та озброєнням і боєприпасами, довелось для розв’язання цих проблем розпочати переговори з Німеччиною, яка хоч і була зв’язана з Радянським Союзом договором про ненапад, але на його забаганки стосовно стосунків з Фінляндією особливої уваги не звертала. Ось що пише з цього приводу Маннергейм: «Контакты Германии и Финляндии начались с того, что я 17 августа 1940 года получил от посла Финляндии в Берлине телеграмму, в которой меня просили на следующий день утром лично прибыть на аеродром в Малми и получить письмо, которое привезет важное, названое по имени лицо… меня просили в тот же день принять немецкого подполковника Вельтьенса, которому поручили передать послание рейхсмаршала Геринга... Подполковник Вельтьенс в тот же вечер посетил меня дома и передал приветствие Геринга. Тот интересовался, не пожелала ли бы Финляндия по примеру Швеции разрешить транспортировку через ее территорию немецких грузов хозяйственного назначения, а также проезд отпускников и больных в Киркенес и оттуда далее. Кроме этого, Вельтьенс сообщил, что у нас тепер появится возможность получения военного снаряжения из Германии. Я выразил удовлетворение тем, что у оборонительных сил Финляндии появилась надежда на пополнение вооружения, но заметил гостю, что не могу дать ответа на вопрос о транспортировке через территорию Финляндии, поскольку решение таких проблем не входит в круг моих полномочий… Хотя я и отказался от рассмотрения этого вопроса, Вельтьенс попросил разрешения зайти ко мне, и на следующий день, как он сказал, за принципиальным ответом, который рейхсмаршал ожидал только в форме «да» или «нет»… На это я ответил, что считаю своим долгом сообщить о нашей беседе премьер-министру Рюти, который исполнял обязанности главы государства во время болезни президента Каллио. Когда я вечером того же дня посетил Рюти, исполняющий обязанности президента поручил мне дать рейхсмаршалу через его посланника положительный ответ на вопрос о сквозной транспортировке. Это я и сообщил Вельтьенсу, когда он утром следующего дня пришел ко мне. Министр обороны незамедлительно послал в Германию своих представителей для закупки оружия. В процессе переговоров немцы обещали также передать часть предназначенного для Финляндии во время Зимней войны оружия, которое было разгружено с судов в норвежских портах и затем конфисковано германськими войсками, а также обязались возместить и то, которое успели использовать. Частные вопросы провоза оборудования, больных и отпускников рассматривали военные власти обоих государств, и эти переговоры завершились техническим соглащением, подписанным 12 сентября. После того как по этому вопросу провели переговоры представители министерств иностранных дел, 22-го числа того же месяца было подписано официальное соглашение… Ход событий в последующее время, и особенно то, что нам стало известно о визите Молотова в Берлин в ноябре 1940 года, убедило меня в том, что без интереса Германии в Финляндии, проявившегося в заключении соглашения о сквозной транспортировке, Финляндия уже осенью 1940 года снова смогла бы стать жертвой нападения, отразить которое страна была бы не в состоянии… Эта инициатива Германии предоставила Финляндии возможность передышки после непрерывного нажима, продолжавшегося целых погода; некоторое время мы теперь могли отдохнуть от требований русских… Информация о том, что в начале ноября нарком иностранных дел посетил Берлин, вызвала в Финляндии огромное беспокойство… Из тех документов о сотрудничестве Германии и Советского Союза, которые опубликовал в Вашингтоне госдепартамент, становится ясным, что финский вопрос являлся центральным объектом переговоров в Берлине осенью 1940 года… К единству не пришли. Берлинская встреча в ноябре 1940 года, как вияснилось позднее, была решающим шагом в направлении окончательного разрыва отношений между Германией и Советским Союзом… На пороге 1941 года советское правительство приступило к привлекшему внимание мероприятию, денонсировав торговое соглашение и прекратив поставки товаров, утверждая, что Финляндия не выполняет обязательств, предусмотренных соглашением. В той ситуации со снабжением такой ход нанес удар Финляндии по самому чувствительному месту. Связи со странами по берегам Балтики были прерваны, площадь полей в стране сократилась на 11 процентов, и из-за плохих погодных условий урожай оказался меньше нормального примерно на 30 процентов Приостановка импорта из Советского Союза в тех условиях угрожала вызвать серьезный кризис, особенно в снабжении зерном и горючими материалами. В итоге мы вынуждены были обратиться к вспомогательным источникам в Германии. Это обстоятельство, естественно, дало немцам возможность для оказания на нас политического давления… В какой степени Финляндия оказалась зависимой от поставок немецких товаров, показывает уже тот факт, что 90 процентов всего импорта страны шло из Германии. Таков был результат торговой политики Советского Союза, которую нельзя назвать иначе как недальновидной, хотя она и находилась в полном соответствии с отношением русских к Финляндии вообще… Советская печать и радио вели жесткую антифинляндскую пропаганду, которая особенно была нацелена на якобы господствующие у нас безпорядки» – кінець цитати

А закордонним пропагандистським голосам у Фінляндії «підспівували» і деякі фінські суперпатріоти, яких Маннергейм характеризує такими словами: «Во всех странах есть «активисты», у которых слишком много времени и сил, что подстрекает их состязаться с официальными органами власти, поскольку они считают, что располагают куда большими возможностями служить общему благу».

В описуваний мною період на запрошення Генерального штабу Німеччини у лютому 1941 року цю країну відвідав за дорученням Маннергейма начальник Генерального штабу Фінляндії генерал-лейтенант Хейнрікс, який прочитав вищим німецьким офіцерам доповідь про фінську Зимову війну з СРСР і наніс візит начальнику німецького Генштабу генералу Гальдеру, котрий, зондуючи грунт, висловив думку, що Фінляндія і Німеччина могли б у разі війни з Радянським Союзом разом штурмувати Ленінград, на що отримав від Хейнрікса відповідь, що він не уповноважений реагувати на такі пропозиції, але впевнений, що – цитую: «ни правительство, ни главнокомандующий не согласятся на такую операцию, прежде всего потому, что русские постоянно обвиняют Финляндию в угрозе этому городу».

У тому ж таки лютому 1941 року до Гельсінкі прибув начальник штабу німецьких окупаційних військ в Норвегії полковник Бушенхаген, який запевнив, що – цитую: «Германия не осталась бы пассивным наблюдателем в случае нападения Советского Союза на Финляндию». Для того, аби переконатись, що так думають і вищі генерали в Німеччині, в травні 1941 року начальник фінського Генштабу Хейнрікс з групою офіцерів за дорученням Маннергейма вдруге відвідав німецький Генштаб, де зустрівся і з начальником німецького Генштабу Гальдером і з його заступником генералом Йодльом, який виступив перед гостями і німецькими штабістами «с докладом, в котором со всех сторон обрисовал мировой конфликт. Вооруженный конфликт с Советским Союзом вполне возможен, сказал он, и, поскольку Финляндии вряд ли получиться остаться вне его, лучше уж сейчас приступить к необходимой подготовке… Если вспыхнет война, то она, по словам Йодля, превратится в настоящий крестовый поход, который, по всей видимости, приведет к разгрому власти большевиков… – Я не оптимист, – заявил генерал, – не думаю, что война закончится за несколько недель, но и не верю в то, что она продлится несколько месяцев. Германия надеется, что Финляндия свяжет те войска русских, которые находяться на ее границе. Можно подумать и о том, чтобы финны приняли участие в наступлении на Ленинград, в то время как мощный немецкий наступательный клин подойдет к городу с юга, однако, учитывая недавно закончившуюся войну, Германия удовлетворилась бы ожиданием от нас главным образом связывающих действий на юго-восточном направлении. По окончании доклада генерал Йодль попросил гостей высказать свою точку зрения. Генерал-лейтенант Хейнрикс сказал, что делегация с большим интересом заслушала доклад, но не располагает полномочиями обсуждать ни политические, ни военные вопросы. Если Финляндия станет объектом нападения русских, она будет обороняться, но и в этом предполагаемом случае делегация не может делать никаких обязывающих заявлений по оперативным вопросам» – кінець цитати.

Позицію Фінляндії під час загрози зіткнення Німеччини і Радянського Союзу, Маннергейм розкриває так – цитую: «Поле деятельности нашей внешней политики было чрезвычайно узким, если вообще можно было говорить о каком-либо поле деятельности. На самом деле вся наша внешняя политика и даже, можно сказать, существование Финляндии как самостоятельного государства зависели от наших отношений с Германией. Договор о сквозной транспортировке воспрепятствовал готовившемуся нападению со стороны России, и до сих пор он выполнял свою задачу. Сейчас же этот договор, казалось, становился угрозой нашому нейтралитету, в особенности если дележка сфер влияния между Германией и СССР достигнет кульминации. Думать о денонсации договора с немцами было можно, но осуществить такой шаг, не подкрепив его предварительными переговорами с немцами и с русскими о соответствующих гарантиях, значило бы, с одной стороны восстать против немцев, а с другой – передать судьбу страны в руки русских. Отказ от договора с немцами о сквозной транспортировке привел бы к конфликту с Германией и к союзу с русскими. Гитлеровский рейх был на вершине своей мощи, стал господином Европы, и едва ли можно было предположить, что он стерпит такой удар по своему престижу… Германия может перерезать наши коммуникации, идущие через Петсамо, и одной лиш торговой войной добиться осуществления своих желаний. В какой степени Советский Союз мог бы гарантировать нам необходимый импорт, было неведомо. Нашу зависимость легко могли бы использовать в качестве оружия против нас, у нас уже имелся соответствующий кровавый опыт. Прекращение ввоза товаров с любого направления лишило бы нас выбора вообще и привело бы к жестокому кризису, которым немедленно поспешили бы воспользоваться в своих целях как немцы, так и русские. Как смогло бы любое правительство во время голода и безработицы так руководить делами, чтобы страна не потеряла независимости?... Иными словами, нас прижали к стене: выбирайте одну из альтернатив – Германия или Советский Союз. Я вспомнил слова, произнесенные Сталиным осенью 1939 года в беседе с нашей делегацией: «Хорошо понимаю, что вы хотите остаться нейтральними, но уверяю вас, что это невозможно. Великие державы просто не позволят». Не позволят, в этом мы уже убедились. Финляндия больше не может распоряжаться своей судьбой» – кінець цитати.

А далі події згідно з розповіддю Маннергейма розвивались так – цитую: «10 июня 1941 года в Хельсинки снова приехал полковник Бушенхаген. Из его заявлений в генштабе стало ясно, что на этот раз в его задачу входило, с одной стороны, проведение переговоров о практических деталях возможного сотрудничества в том случае, если СССР нападет на Финляндию, а с другой – получение гарантий того, что Финляндия выступит в войне в качестве союзника Германии. Я проинформировал об этом президента республики, и он заверил, что его позиция остается прежней. После чего я сообщил полковнику Бушенхагену, что мы не можем дать никаких гарантий относительно вступления в войну. Финляндия решила оставатися нейтральной, если на нее не нападут… У нас был всего один план войны, и он был оборонительным. Группировка войск, согласно этому плану, создавалась исключительно для выполения оборонительных задач… Информация о том, что Германия намерена начать военные действия против Советского Союза уже на следующий день, поступила к нам вечером 21 июня. Следовательно, к мероприятиям предосторожности мы приступили в последний момент. Ранним утром 22 июня немецкие войска перешли границу Советского Союза, и в 6.00 по радио было передано известное заявление Гитлера, в котором, в частности, было сказано, что финские и германские войска стоят бок о бок на побережье Северного Ледовитого океана, защищая финскую землю. Поскольку Финляндия не обязывалась вступать в войну вместе с немцами и это обстоятельство мы неоднократно подчеркивали, у Гитлера небыло никакого права на такое одностороннее заявление… Утром 22 июня русские начали бомбить и обстреливать чисто финские объекты. … В 7.55 начали действовать батареи русских на Ханко… Атаки на территории Финляндии 22 июня вызвали со стороны министерства иностранных дел ноту протеста. Посол СССР в Хельсинки отказался принять ее… Как и в начале Зимней войны, русские и теперь прервали всякую связь и сделали невозможным мирное решение вопроса… Но 25 июня военно-воздушные силы России начали широкомасштабные воздушные налеты на города Южной и Средней Финляндии, в том числе на Хельсинки и Турку, а также на многочисленные открытые промышленные и жилые центры. Насколько они были масштабны, уже видно из того, что в этот день было сбито 26 бомбардировщиков. Потери в людях, не говоря уже о метериальном ущербе, были велики. На государственной границе пехота и артиллерия русских открывали огонь. Все эти действия носили такой характер, что их больше нельзя было считать отдельными эпизодами, мероприятиями, предпринятыми по инициативе командиров низшего звена. Поскольку они к тому же повсюду были нацелены на чисто финские объекты и против тех частей финской территории, где не было немцев, то стало ясно, что СССР приступил к военным действиям против Финляндии. Правительство намеревалось 25 июня выступить в парламенте с заявленим о том, что оно приняло решение о поддержке нейтралитета Финляндии. Доклад премьер-министра был готов уже 24 июня вечером, но события следующего дня вынудили правительство пересмотреть вопрос, и тепер ничего иного не оставалось, кроме констатации факта, что Советский Союз начал планомерные военные действия. Информация, с которой того же дня я выступил в парламенте, визвала заявление полного доверия правительству, и парламент объявил, что Финляндию вновь вынудили на ведение оборонительной войны. Войска получили право отвечать огнем на огонь, но им было запрещено переходить государственную границу до 24.00 28 июня… Развязывание войны не было неожиданностью ни для одного мыслящего гражданина Финляндии, и народ единодушно поддержал правительство и парламент. Каждый понимал, что нас вынудили на новую борьбу не на жизнь, а на смерть… На пороге оборонительных сражений, начавшихя 25 июня 1941 года, финский народ, несмотря на ухудшившееся стратегическое положение, мог смотреть в будущее более уверенно, чем осенью 1939 года, ибо в предыдущем году для увеличения численности и улучшения состояния наших обронительных сил была проделана целеустремленная работа. Благодаря увеличению срока службы с одного года до двух лет активная армия возросла на пятнадцать бригад, которые свели в два армейских корпуса… Страну разделили на шестнадцать военных округов, каждый из которых в момент всеобщей мобилизации должен был выставить одну дивизию; бригады мирного времени входили в их состав. Это означало, что теперь в полевой армии насчитывалось вдвое больше оперативних соединений, чем в начале войны 1939 года, и сейчас живая сила стала использоваться полностью, включая и более старые призывные возрасты. Улучшилось и материальное положение. Пробелы, вызванные в наших ресурсах Зимней войной, сейчас оказались ликвидированными… посредством заказов , которые мы смогли сделать, начиная с поздней осени 1940 года в Германии. Отечественные предприятия, у которых в распоряжении были достаточные запасы сырья, также эффективно содействовали снаряжению наших оборонительных сил. Мобилизация прошла в соответствии с планом, так же как и сосредоточение войск, которое было завершено 29 июня. В приграничной зоне разместили одиннадцать дивизий, объединив их в пять армейских корпусов, кроме того одну дивизию выдвинули против базы в Ханко. Четыре дивизии составили резерв главного командования. Силы русских, направленные против Финляндии, насчитывали три армии, сведенные в северо-западную группу армий под командованием маршала Ворошилова. Всего было тринадцать дивизий, четыре бригады, две бронетанкове дивизии и одна дивизия пограничников, плюс к этому различные специальные подразделения» – кінець цитати.

А далі в «Мемуарах» йде детальний опис бойових дій, які вела фінська армія під командуванням Маннергейма проти радянської армії у період з 25 червня 1941 року по 19 вересня 1944 року, тобто до дня, коли було підписано мирний договір з Радянським Союзом, та проти окремих частин німецької армії, які покидали фінську землю, у період з 20 вересня 1944 року по 31 грудня 1944 року.

На які головні події у перший із цих періодів варто звернути увагу.

Як пише Маннергейм: «Финский народ, возможно ожидал, что армия сначала захватит Выборг и Карельский перешеек. Я не говорю о тех кругах общества, которые питали надежды на дальнейшее продвижение войск вплоть до Ленинграда! Поскольку я всегда считал, что такая попытка не в интересах нашей страны, то с самого начала ясно заявил президенту республики: ни в коем случае не буду руководить наступлением на Лениград. Наступательная операция на перешейке, проведенная на такой ранней стадии, заставила бы противника полагать, что целью ее является захват Ленинграда, и при этом одними лишь нашими силами, поскольку немцы в это время находились далеко от этих мест… Вместо наступления на Карельском перешейке я принял решение наступать на участке севернее Ладоги… В соответствие с планом военные действия наших войск в следующие месяцы подразделялись на три основные стадии: сначала освобождение Ладожской Карелии, затем возвращение Карельского перешейка, а потом продвижение в глубь территории Восточной Карелии… Операции в Ладожской Карелии и в прибрежном районе Ладоги были виполнены в соответствии с планом. Большая часть оружия и снаряжения противника в виде военных трофеев оказалась в руках наших войск… В нашей борьбе теперь настала очередь освобождения Выборга и Карельского перешейка… Уже 29 августа части 4-го армейского корпуса вошли в Выборг. В тот день над старой выборгской крепостью вновь взвился флаг, который был спущен 13 марта 1940 года. Момент освобождения, с большим нетерпением ожидавшийся всем народом, настал, и радость и гордость по поводу освобождения столицы Карелии были огромны… В результате наступательной операции, длившейся целый месяц, был возвращен Финляндии Карельский перешеек. Были разбиты пять дивизий противника, захвачено большое количество пленных и много ценного оборудования. После этого операции на перешейке прекратились в затяжную позиционную войну, завершившуюся спустя три года… В момент самых жестоких боев на Карельском перешейке я получил от начальника генштаба вооруженных сил Германии генерал-фельдмаршала Кейтеля письмо, в котором он предлагал, чтобы финская армия пошла в наступление на Ленинград с севера одновременно с наступлением немецких войск с юга… Когда по моей просьбе президент республики прибыл в Ставку, я доложил ему об обращении военного руководства Германии, повторив, что принял на себя обязанности главнокомандующего с тем условием, что мы не предпримем наступления на Ленинград… Президент Рюти согласился со мной, и я 28 августа отправил отрицательный ответ генерал-фельдмаршалу Кейтелю… Сопротивляясь участию наших войск в наступлении на Ленинград, я исходил прежде всего из политических соображений, которые, по моему мнению, были весомее военных. Постоянным обоснованием русских при нарушении границы Финляндии являлось утверждение, что независимая Финляндия якобы представлет собой угрозу второй столице Советского Союза. Поэтому нам разумнее было не давать противнику в руки оружия в этом спорном вопросе, который даже по окончании войны не был бы снят с повестки дня. Что же касается перенесения военных действий в Восточную Карелию, то здесь ситуация была иная. Там мы не угрожали ни Ленинграду, ни Мурманской магистрали. Захват Восточной Карелии нужен был для того, чтобы не дать противнику з построенных здесь опорных баз перенести войну на территорию Финляндии… Этот план был осуществлен в высшей степени последовательно… После артиллерийской подготовки, в которой участвовали 16 артдивизионов, 6-ой армейский корпус прорвал оборону. Уже 7-го числа первая егерьская бригада под руководством своего умелого и бесстрашного командира полковника Лагуса вышла к реке Свирь, а на следующий день – к крупному железнодорожному мосту, переброшенному через реку… Спустя несколько суток южный клин наступления вышел к Онежскому озеру в районе деревни Шокша, а вскоре и к истоку Свири у Вознесенья. Спустя некоторое время эти войска приблизились к Петрозаводску с юга, а северная группа одновременно, продвигаясь через Олонецкий перешеек, подходила к городу с запада, ведя на пути жестокие бои… На этой стадии из Петрозаводска начали эвакуацию на судах и баржах, а сам город стали уничтожать по частям. Начиная с 17 сентября за город велись ожесточенные бои, закончившиеся 1 октября его овладением. Первая стадия захвата Восточной Карелии была полностью завершена… Правительство после окончания Зимней войны учредило орден Крест Маннергейма, или, точнее, ордена Крест Маннергейма 1-го и 2-го класса, которыми награждались бойцы финской армии вне зависимости от звания за особую храбрость, проявленную в боях, за достижение очень важных результатов или за необыкновенные заслуги в руководстве военными действиями. Первым кавалером этого ордена стал полковник Лагус. Удовлетворение по поводу овладения столицей Карельской советской республики, как в войсках, так и среди гражданского населения, было велико и послужило поводом к выражениям радости, выходящим далеко за пределы дозволенного… До конца октября наши войска в Восточной Карелии продвинулись настолько, что я смог отдать приказ об организации бригады береговой обороны и на Онеге… Пока год катился к своему концу наша армия на всех фронтах вышла на поставленные ей в директивах стратегические рубежи и перешла к обороне… Поздней осенью мы смогли приступить к широкой демобилизации старших призывных возрастов… К весне 1942 года были демобилизованы в общей сложности 180 000 человек» – кінець цитати.

А далі я хочу звернути увагу на те, що, як пише Маннергейм: «Управление захваченной территории Восточной Карелии с предыдущей осени осуществлял временный исполнительный орган во главе с полковником В.А. Котилайненом. В течение января 1942 года управление обрело окончательную форму, всю оккупированнную территорию, за исключением прифронтових участков, оставшихся под наблюдением фронтовых командиров, объединили в одну административную единицу и подчинили начальнику военной администрации, штаб которого находился в Петрозаводске» – кінець цитати.

Далі Маннергейм описує, як ця адміністрація упродовж трьох років налагоджувала життя на цих землях, як розігнала колгоспи і роздала землю людям, як забезпечувала фермерів посівним матеріалом і продовольством, як відбудовувала знищені відступаючими радянськими військами промислові підприємства та забезпечувала їх сировиною, як відновлювала дороги і мости, як організовувала вибори органів місцевого самоврядування, як відновлювала медичне обслуговування і навчання дітей в школах, як налагодила функціонування судової системи, яка приймала судові рішення на основі фінських Кримінального та Господарського Кодеків – тобто як вирівняла рівень та умови життя на цих землях до рівня життя і умов на основній території Фінляндії. Отож, як бачимо, фактично фіни включили територію усієї Карельської радянської автономної республіки до складу Фінляндії – а це була територія вдвічі більша від тієї, що дорівнювала 11%, яку у Фінляндії відібрав Радянський Союз, підписуючи мирний договір у 1940 році після закінчення Зимової війни. Ось чому, коли у 1944 році фіни знову підписали мирну угоду з Радянським Союзом, то Радянський Союз відібрав у них назад уже не 11%, а – разом з повернутою територією радянської частини Східної Карелії – 33%. Але оскільки територія усієї Східної Карелії під час перебування Фінляндії у складі Королівства Швеції входила до складу його фінської провінції, то фінські екскурсоводи розповідають про втрату Фінляндією 33% території у 1944 році під час підписання мирного договору з Радянським Союзом, хоча офіційна статистика констатує про втрату лише 11%, бо вважає, що територія окупованої Карельської радянської автономної республіки, яка відійшла до складу Російської імперії поза фінською автономією ще після поразки Наполеона Бонапарта та його шведського союзника, у 1944 році була не відібраною у Фінляндіїї, а повернутою Радянському Союзу, як спадкоємцю Російської імперії.

Друге, на що я хочу звернути увагу, характеризуючий цей перший період, це на позицію Маннергейма до спроб залучити фінські війська і його особисто як їх головнокомандувача до наступальних дій німецьких військ, які, виступивши з території окупованої Німеччиною Норвегії, намагались перерізати Мурманську залізницю, по якій в Радянський Союз доставлялись продовольчі товари і озброєння з США та країн Британського королівства, що вивантажувались з їх морських суден в порту Мурманська, акваторія якого не замерзала навіть взимку. Маннергейм категорично відмовився і очолювати цю операцію і надавати для її здійснення фінські військові частини, бо вважав це чисто німецькою операцією, для виконання якої вони перекинули на північ Фінляндії з Норвегії 200 000 солдат і офіцерів. Ось що пише в «Мемуарах» з цього приводу Маннергейм: «В начале февраля на повестку дня вновь встал вязкий, спорный вопрос о Мурманской железной дороге. Несколько раньше генерал горных егерей Дитл был назначен командующим немецкими войсками в Лапландии, которые сейчас были сведены в 20-ю горную армию со штабом в Рованиеми. Во время встречи со мной генерал Дитл настойчиво пытался добиться решения о проведении совместной операции, в результате которой финская армия должна была бы захватить город Сороку на берегу Белого моря. Но это было лишь мечтой, которую я был вынужден отвергнуть. Прошло несколько дней, и я получил письмо генерал-фельдмаршала Кейтеля, в котором он опять повторил это предложение… Моя позиция относительно предложения немцев об участии наших войск в операциях против Мурманской железной дороги оставалась отрицательной, и об этом, приехав в Хельсинки, я сообщил президенту Рюти. После того, как президент сказал, что он придерживается такого же мнения, я послал генерал-фельдмаршалу Кейтелю письмо с отрицательным ответом… В это время генерал Эрфурт, явно по инициативе генерала Дитла, вновь поднял вопрос о подчинении мне немецких войск, действовавших в Лапландии, но и на этот раз ему пришлось удовольствоваться ответом, что эта идея меня не интересует, о чем я и просил доложить шефу. Об иной позиции не могло быть и речи уже из-за огромного интереса, который немцы проявляли к планируемому наступлению на Мурманскую дорогу. Если бы за осуществление этой затеи отвечал финский главнокомандующий, вне зависимости от того, чьи войска участвовали бы в операции, финские или немецкие, Финляндия несла бы ответственность за саму операцию и за ее политические последствия. Кроме того, следовало учитывать и то обстоятельство, что в подчинение командующего Лапландской немецкой армией входила норвежская прибрежная полоса Северного Ледовитого океана. Если генерал Дитл оказался бы подчинен мне, я стал бы ответственным за военные мероприятия немцев на этой территории Норвегии, куда они пришли не как братья по оружию, а как оккупанты, на правах победителей» – кінець цитати.

Як витікає із подальших розповідей Маннергейма, німці до кінця війни так і не змогли перерізати Мурманську залізничну магістраль, по-перше, тому що радянські війська, розуміючи роль цієї залізниці в забезпеченні поставками озброєння і продовольства, захищали її, не шкодуючи ні сил, ні життя, а по-друге, тому що місцевість, по якій вона була прокладена, являла собою суцільні гори, вкриті лісами і посічені гірськими потоками, на якій неможливо було використовувати ні танки, ні важку артилерію, тож наступати німцям довелось лише з використанням стрілецької зброї проти радянських гірських дивізій, котрі були захищені інженерно-технічними військовими спорудами, створеними там одночасно з будівництвом залізниці.

Інший факт, що заслуговує на увагу, пов’язаний зі святкування 4-го червня 1942 року 75-річного ювілею фельдмаршала Маннергейма, в якому вирішив взяти участь і рейсканцлер Німеччини Адольф Гітлер, який повідомив 3 червня про свій приліт до Фінляндії літаком. Сам Маннергейм зустрічав свій ювілейний день народження на фронті біля озера Сайма – недалеко від його Ставки, куди приїхали його привітати і президент Рюті, і деякі міністри та члени парламенту. З цього приводу Маннергейм написав – цитую: «… рано утром меня поздравил президент республики и некоторые члены правительства, а также председатель парламента со своими заместителями, лично пожелав мне счастья. Президент в краткой речи сообщил, что мне по представлению Государственного совета присвоєно звание маршала Финляндии. Само собой разумеется, что я высоко оценил адресованную главнокомандующему честь как признание заслуг всей армии Финляндии. После этого меня поздравили представители офицерского корпуса и офицеры резерва, а также делегации различных гражданських организаций… По окончании этой церемонии я был готов к приему рейхсканцлера Германии, самолет которого точно в указанное время совершил посадку на аэродроме Иммола, где почетного гостя встретил президент Рюти. Рейхсканцлера с сопроваждающими его лицами, в числе которых был генерал-фельдмаршал Кейтель, на автомашинах доставили на уже упоминавшийся мыс у озера Сайма. После того, как я поприветствовал высокого гостя и представил своих офицеров, Гитлер за руку поздоровался с присутствующими немецкими офицерами. Его встреча с Дитлом, казалось, была очень сердечной. Нанеся краткий визит президенту республики в его вагоне, рейхсканцлер вместе с президентом Рюти прибыл ко мне в вагон, где состоялась продолжительная беседа. В ней участвовал и генерал-фельдмаршал Кейтель. Поздравив меня и выразив несколькими дружескими словами, как высоко он ценит то, что он, неизвестный солдат Первой мировой войны, имеет возможность встретиться со мной, человеком, который и в те времена прославился как освободитель своего народа, рейсхканцлер перешел на проблемы большой политики. Он выразил сожаление по поводу того, что Германия не могла оказать поддержку Финляндии во время Зимней войны. Для этого у нее тогда не было возможностей, поскольку это означало бы войну на два фронта, что было бы не под силу Германии, ведь ее вооруженные силы были связаны на западе, где из-за плохих погодных условий наступать было нельзя. Это было серьезное невезение. Вооружение немцев было изготовлено в расчете на хорошую погоду. Оно было прекрасным, эффективным, но, несмотря на это, применять его можно было только в условиях хорошей погоды. Еще с давних времен в Германии господствовало мнение, что вести войну зимой нельзя. Следствием этого заблуждения явилось то, что бронетанковое оружие и бронетанковые дивизии не подвергались испытанию в зимних условиях и не были оснащены для Зимней войны… После переговоров с Молотовым в ноябре 1940 года стало ясно, что войны не избежать, ведь требования русских оказались совершенно неслыханными… В заключение речи рейхсканцлер от себя лично, от вооруженных сил Германии и от имени всего немецкого народа пожелал мне счастья в день моего 75-летия … После ленча рейхсканцлер попрощался и самолетом отправился в обратный путь. Мое предчувствие, что этот визит даст пищу излишним измышлениям, оправдалось. Финляндия за прошедшие военные годы занимала в отношениях с Германией самостоятельную позицию, и по этой причине можно было подумать, что действительной целью визита Гитлера было его стремление заставить нас участвовать в военных усилиях Германии. Примером шума, поднятого в мире этим визитом, можно привести следующие слова из газеты «Вашингтон пост», которая всегда лояльно относилась к Финляндии: «Визит Гитлера в Финляндию может означать лишь одно. Нацистская Германия, сильно теснимая Россией, пытается уговорить финнов перерезать ту северную железную дорогу, по которой сейчас питают военный механизм России». Государственный секретарь США, господин Корделл Халл на одной из пресс-конференций говорил… визит был «с одной стороны, сознательно выполненным немецким трюком, целью которого было очернить Финляндию в глазах мира, выступающего против государств Оси, а сдругой – попыткой замаскировать безнадежные стремления в более эффективной форме втянуть Финляндию в действия государств Оси». Эти сами собой понятные толкования не имели под собой никакой почвы. Во время этого короткого визита, продолжавшегося всего три часа, никаких переговоров по военным или политическим проблемам не велось, рейсхканцлер ни в какой форме даже не пытался перевести беседу на эти вопросы. Прошло некоторое время, и встал вопрос о том, кто должен нанести ответный визит. Поскольку объектом немецкого визита был главнокомандующий оборонительными войсками, то представлялось, что именно я должен отправиться в Ставку германских вооруженных сил… 27 июня я в сопровождении пяти офицеров отправился в путь – рейхсканцлер любезно предоставил в мое распоряжение вместительный самолет… На аэродроме гостей встретили генерал-фельдмаршал Кейтель, а также почетная рота и оркестр. До поезда рейхсканцлера, который стоял на одной из ближайших станций, нас доставили на автомашинах… С железнодорожной станции рейхсканцлер увез меня на автомашине в Ставку. Она находилась в обширном лесном массиве… Я в принципе ожидал, что он снова поднимет старый вопрос о совместных операциях против Ленинграда и Мурманской железной дороги, но, к моему удовлетворению, хозяин пожелал побеседовать о военном потенциале Финляндии… После этого генерал Йодль в большом бункере оперативного отдела рассказал об общей обстановке на различных театрах военных действий, в заключение чего рейхсканцлер произнес резюмирующую речь… Рейхсканцлер также сообщил нам, что наступление немецких войск на восточном фронте, видимо, начнется в ближайшие дни и он уверен, что прерванная зимой военная акция будет доведена до решающего конца: последней ее стадией станет наступление на кавказскую нефть… После простейшего обеда в Ставке я отправился в генштаб армии нанести ответный визит его начальнику генерал-полковнику Гальдеру, которого не смог принять во время посещения им Финляндии несколько лет тому назад… Затем я, выпив чаю в Ставке, попрощался с рейхсканцлером, поблагодарил его за прием, оказанный мне и сопровождающим меня офицерам… Рейхсмаршал Геринг пригласил нас на обед в свой охотничий дом, расположенный недалеко от Ставки… Ночь я провел в том же охотничьем доме и на следующий день, 28 июня, самолетом возвратился в Хельсинки. Генеральное наступление на южном участке восточного фронта началось 28 июня 1942 года штурмом Севастополя и выходом войск в полосе Курска к Воронежу, после чего части стали продвигаться вдоль реки Дон на юго-восток… Наступление продолжалось несколько недель, немцы захватывали все новые территории, но решающего сражения не было. Форсировав Дон, немцы 28 августа вышли к изгибу Волги севернее Сталинграда, но здесь сопротивление им стало еще более упорным. Некоторое время спустя они вышли к Волге и южнее Сталинграда, после чего начались жестокие бои за город… 19 ноября русские перешли в контрнаступление в районе Сталинграда, и уже 23 ноября 6-я армия немцев оказалась в кольце окружения. Это контрнаступление и успешные боевые действия союзников в Африке с полным правом можно считать поворотным пунктом во Второй мировой войне. Для Германии новый, 1943 год, таким образом, начался зловеще. Операции западных стран в Африке подходили к концу, который угрожал уничтожением действующих там немецких войск. На востоке русские медленно, но уверенно под Сталинградом сжимали кольцо вокруг 6-й армии и отражали все попытки немцев прийти ей на помощь. 2 февраля остатки этой армии сдались. Одновременно русские на всех южных участках фронта перешли в наступление, и только ценой огромных усилий немцам удалось избежать поражения под Харьковом. С политической точки зрения венгерская и румынская армии, которые на Донском фронте получили слишком большие полосы, не соответствующие численности их личного состава и вооружению, были полностью разгромлены. З-го февраля, то есть на следующий день после того, как немцы сдались в плен в Сталинграде, в Ставку прибыли президент Рюти, премьер-министр Рангелл, а также министры Вальден и Таннер, чтобы узнать мою точку зрения на общую ситуацию. В процессе беседы мы пришли к единому мнению, что большая война подошла к решающему поворотному моменту и что Финляндии при первой подходящей возможности необходимо попытаться найти способ выхода из войны. Одновременно мы констатировали, что мощь Германии пока еще препятствует осуществить это решение на деле. После этой встречи мне стало ясно, что необходима организация информационной встречи, где правительству и парламенту была бы разъяснена вся серьезность создавшейся обстановки… Выполнить эту задачу поручили начальнику разведотдела Ставки поковнику Паасонену, который хорошо знал военную обстановку и мог дать чесную оценку ее изменениям. На секретной сессии парламента 9 февраля полковник Паасонен, вытупая перед депутатами парламента, собравшимися почти в полном составе, сделал общий обзор сложившейся к тому времени военно-политической обстановки. Докладчик констатировал, что силы немцев, бесспорно начинают иссякать и подвергаются исключительно сильному испытанию: за зиму Германия и ее союзники потеряли в целом почти 60 дивизий. Восполнить такие потери едва ли удастся… Коснувшись Финляндии, докладчик заявил, что судьбу нашей страны до сих пор связывали с победой германского оружия, но в связи с развитием ситуации лучше привыкать к той возможности, что мы еще раз будем вынуждены подписать Московский мирный договор. Этот реалистический доклад был настоящим холодным душем для многочисленных представителей народа, которые не могли и не хотели понять, что обстановка уже не та, что была в первые успешные дни войны… Однако народ уже начал приходить в себя, и 15 февраля социал-демократы выступили с заявлением, в котором партия акцентировала, что Финляндия имеет право на выход из войны в момент, который сочтет желательным и возможным. В эти дни необходимо было провести выборы нового президента, поскольку срок действия, на который Каллио был выбран на пост главы государства, истекал 1 марта 1943 года и поскольку Рюти был избран его преемником лишь до истечения этого срока… 15 февраля 1943 года Ристо Рюти большинством голосов был снова избран президентом республики» – кінець цитати.

Оскільки весною 1943 року ситуація на театрі воєнних операцій, які вела фінська армія, що вийшла і на Карельському перешийку і у Східній Карелії на споконвічні кордони Фінляндії, стабілізувалась, і з цих позицій Фінляндія, ідеологією боротьби якої була оборона власної території та не перенесення боїв на територію інших держав, не збиралась нікуди наступати, то, незважаючи на жорстокі бої між німецькими та радянськими військами, на фінсько-радянському відрізку фронту панувало затишшя, а тому Маннергейм вирішив, що він може собі дозволити покинути на певний час свою армію і зайнятись поліпшенням свого здоров’я. Ось що він пише в «Мемуарах» з цього приводу – цитую: «Здоровье мое, которое и в прошлом году не было особо хорошим, весной 1943 года еще более ухудшилось, к тому же я уже второй раз в этом году заболел двусторонним воспалением легких. Несмотря на прием лекарств, состояние здоровья не улучшалось, и, поскольку впереди вырисовывались времена, когда мои сыли могли бы оказаться перед суровым испытанием, я был вынужден согласиться с требованием моего врача, доцента Лаури Калая, и отправиться на некотое время в места с более мягким климатом. 17 апреля я самолетом вылетел в Швейцарию… Во время пребывания в Швейцарии я никоим образом не вмешивался в дела главного командования и в решение актуальных политических вопросов… Мне прежде всего надо было восстановить силы, чтобы как можно скорее снова приступить к выполнению своих обязанностей. В этом мне, как и в прежние времена, эффективно помогли швейцарский климат и превосходный уход. Я, как и раньше, чувствовал себя отлично в этой маленькой стране, расположившейся в центре Европы, в ее дружеской, спокойной и здоровой атмосфере. Народ Швейцарии, говорящий на четырех языках и исповедующий две религии, единодушно выбрал основой жизни непреходящие ценности: усердный труд во имя улучшения общего и индивидуального уровня жизни, стабильную внешнюю и внутреннюю политику, а также бдительную охрану самостоятельности и мира. К Финляндии в Швейцарии относились с сочувствием и пониманием как в высших, так и в низших кругах, и это сочувствие проявлялось во многих согревающих мою душу формах. По окончании трехнедельного лечебного курса в прекрасном Лугано вечером 9 мая я вернулся на родину… Когда я был в Швейцарии, у меня была возможность узнать, что думают нейтралы о возможностях Германии выйти из войны без поражения, и я еще больше уверился в том, что государство, которое сейчас в форме обязательств связало бы свою судьбу с Германией, оказалось бы на пути к угрожающему будущему… Вопрос о нашем выходе из войны снова и снова вставал на повестку дня. В июле посольство СССР в Швеции информировало посла Бельгии, что русские хотели бы переговорить о заключении мира, но при условии, если инициатива будет исходить от финской стороны. Ответ правительства Финляндии на этот зондаж, так же как и предложения русских, был дан в устной форме… Летом 1943 года финское правительство изучало возможности заключения мира при посредничестве посольства США в Лиссабоне. В результате этих переговоров министр иностанных дел Рамзай направил в госдепартамент США письмо с заверением, что финская армия не станет выступать против американцев в том случае, если они после высадки в Северной Норвегии перенесут боевые действия на территорию Финляндии. Конечно же, я одобрил это обязательство. Я не располагал сведениями о том, насколько серьезно обсуждался вопрос о высадке американцев в Северной Норвегии, но, естественно, переговоры в Лиссабоне пробудили надежду на то, что на заключительном этапе войны в расстановку сил вмешается новый фактор, который умерит экспансионистские устремления Советского Союза. Общественное мнение, естественно, ничего не знало об этих и других контактах, имевших целью окончание войны. Обстановку, сложившуюся в нашей стране, хорошо иллюстрирует следующий факт: осенью 1943 года тридцать три человека из числа известнейших наших граждан, в том числе несколько депутатов парламента, направили президенту письмо с пожеланием, чтобы правительство приняло меры к заключению мира. Это письмо, известное как «Обращение тридцати трех», было опубликовано в шведской прессе, после чего возникла довольно щекотливая ситуация… В октябре генерал Эрфурт передал мне письмо военного руководства Германии, в котором спрашивали, не могу ли я принять генерала Йодля, которому поручено сделать сообщение об общей военной обстановке… Генерал Йодль сказал, что ему известно о попытках Финляндии установить контакты в целях выяснения возможностей выхода из войны, и в этой связи заявил: «Ни у одной нации нет большего долга, чем сохранение своей страны. Все другие точки зрения должны уступить этому путь, и никто не имеет права требовать, чтобы какой-либо народ стал умирать во имя другого народа». Положение Финляндии, продолжил Йодль, в данный момент, несомненно, опасное. Какие возможности будут у Финляндии в ближайшем будущем? Конечно, мы можем заключить сепаратный мир, но в этом случае Финляндии угрожает такая же судьба, какая постигла прибалтийские страны в 1940-1941 годах, страна будет большевизирована, а образованную часть населения отправят в ссылку… Однако он не верит, что финский народ изберет именно этот путь, поскольку он несовместим с понятиями чести и верности, присущими народам стран Севера. Альтернативой является продолжение войны вместе с Германией, что Йодль, по его собственному выражению, считает наименее опасным… Стратегические перспективы его сообщения все же не оказали влияния на мою точку зрения о сложившейся ситуации» – кінець цитати.

Про те, якою була ситуація на кінець 1943 року, можна судити з наступних слів Маннергейма: «На 1943-й год, третий год войны, который уже шел к концу, наложили отпечаток огромные неудачи, испытанные немцами, относительно устойчивое спокойствие на наших фронтах, возрастающее охлаждение германо-финляндских отношений, а также охватывающая все более широкие круги общества тоска по миру. По мере ослабления позиции Германии и роста опасности наступления русских необходимо было укреплять наши оборонтельные линии и создавать новые. 18 ноября я принял решение о строительстве на Карельском перешейке так называемой линии ВКТ (линии Выборг-Купарсаари-Тайпале), а также линии У (линии Ууксу). Подготовительную рекогносцировку выполнили быстро, и уже через несколько недель направления новых линий были утверждены, после чего войска без промедления приступили к сооружению укреплений… События завершившегося года не порождали надежды, и новый, 1944 год начался под знаком еще более серьезных дел. В январе русские начали наступление южнее Ленинграда и почти каждый день захватывали все большие территории… В связи с продвижением русских увеличилась опасность наступления на Карельском перешейке… На пороге февраля я по приглашению президента Рюти выехал в Хельсинки. Временный поверенный в делах США 30 января вручил правительству ноту, где нам рекомендовали сделать первый шаг для достижения взаимопонимания с Москвой. Президент попросил меня кратко сообщить ему мое мнение о сложившейся общей ситуации. Я сказал, что немцы явно проигрывают войну и что, если противник сосредоточит достаточные силы для прорыва нашей обороны, то он, конечно, добьется своего. Президент заявил, что придерживается того же мнения. Мы обсудили положение, в котором оказалась бы наша страна, если бы контакты, направленные на заключение мира, привели нас к разрыву отношений с Германией, а може быть и к военному конфликту с немцами, после чего президент спросил меня, верю ли я в то, что офицерский корпус в любых условиях будет подчиняться приказам и бороться, какой бы противник ни оказался перед нами. Я ответил, что уверен в этом. После продолжительных и основательных переговоров правительство послало государственного советника Паасикиви в Стокгольм узнать у госпожи Коллонтай, каковы намерения советского правительства. 23 февраля Паасикиви вернулся. Спустя три дня я принял участие в совещинии у президента, на котором обсуждали предпосылки заключения мира, переданные советским послом. Тяжело было соглашаться с требованием, что исходной точкой переговоров должна стать граница 1940 года, но на этот раз не территориальные требования были серьезными препятствиями, стоящими на пути к заключению договора. Труднейшим, по моему мнению, даже почти невыполнимым было требование интернирования немецких войск, находящихся на севере страны… После того как в последующие дни правительство посоветовалось с парламентом, который единодушно поддержал точку зрения правительства, через Стокгольм был отправлен отрицательный ответ. Однако министр иностранных дел Швеции Гюнтер заметил, что текст ответа следовало бы пересмотреть. В это же время наш премьер-министр Линкомиес сообщил мне, что шведский король обратился к правительству Финляндии, а через него и ко мне лично с посланием, в котором он выразил пожелание, чтобы мы начали перговоры с русскими… Сославшись на ноту от 13 марта, временный поверенный в делах США Мак-Клинток снова напомнил о рекомендациях его правительства. В тот же день на пресс-конференции государственный секретарь Корделл Халл счел нужным высказать пожелание Соединенных Штатов, чтобы Финляндия вышла из войны. Наконец сам президент Рузвельт 16 марта выразил такое же пожелание. На следующий день правительство Финляндии обратилось через Стокгольм к советскому правительству и запросило более детальные сведения о минимальных условиях. 20 марта Москва прислала соответствующее приглашение, и 25 марта государственный советник Паасикиви и министр иностранных дел Энкель, уполномоченные правительством, выехали в российскую столицу. Решение, которое должны были принять президент республики и правительство – война или мир, – было тяжелым и ответственным. 20 марта германские войска оккупировали Венгрию, после того как она стала зондировать у западных держав возможности заключения мира, а спустя несколько дней подобная участь выпала и на долю Румынии. Неужели и Финляндию ожидают подобные действия со стороны немцев?...Вернувшись из Москвы 1 апреля, уполномоченные подвердили, что условием заключения мира является принятие в переговорах за основу границ Московского договора. Войска немцев, находящиеся в Финляндии, должны быть интернированы или изгнаны из страны в течение уже начавшегося апреля – требование, которое было невыполнимо уже по техническим причинам. Но наиболее страшным на этот раз было, однако, требование русских за счет репараций выплатить 600 миллионов американских долларов, поставив на эту сумму товары в течение пяти лет… После нескольких дней, полных беспокойства и колебаний, правительство вынуждено было констатировать, что условия выполнить невозможно. Парламент полностью поддержал эту точку зрения, и 18 апреля на требования русских был дан отрицательный ответ. Вскоре после этого заместитель министра иностранных дел Вышинский по радио заявил, что Финляндия отвергла предложение советского правительства о заключении мира и что ответственность за последствия будет возложена на финское правительство… В Финляндии настроение было подавленным. Стремление заключить мир не принесло успеха, и отношения с Германией ухудшались на глазах. В начале июня немцы прекратили поставки зерна в Финляндию, в связи с чем ситуация с питаним, в ожидании нового урожая, стала еще более острой. Чем больше ослаблялась мощь Германии, тем яснее в Финляндии понимали, что страна остается в одиночестве и единственной опорой является для нее свои собственные резервы» – кінець цитати.

Далі в «Мемуарах» Маннергейм розповідає про те, як після відмови Фінляндії від підписання мирної угоди на умовах радянського уряду, радянська армія розпочала потужний штурм фінських укріплень на Карельському перешийку. Ось що він пише про цей період війни – цитую: «На рассвете 4 июня 1944 года на пятнадцатикилометровом прибрежном участке розразилась настоящая буря. После воздушных бомбардировок, длившихся целый час, в которых участвовали сотни самолетов, началась такая сильная артиллерийская подготовка, какой мы не видели ни в одной из наших войн. Насколько она была мощна, можно представить, если учесть, что гром был слышен в Ставке и даже в Хельсинки, или на рассстоянии 220-270 километров. Несмотря на то что оборонительные позиции по большей части были разрушены, атаки все же отбили на всей линии… На следующий день около пяти утра артиллерийский огонь начался еще с большей силой. По сведениям русской стороны, в полосе наступления на этом этапе было 300-400 орудий в расчете на один километр фронта. Для сравнения следует упомянуть, что в сражении под Сталинградом плотность артиллерии составляла 200 орудий на километр. Воздействие огня было прямо пропорционально числу орудий и количеству выпущенных снарядов, к этому следует добавить беспримерные авиационные налеты на наши передовые позиции и коммуникации – в них участвовала примерно тысяча самолетов. День 10 июня с полным правом можно назвать черным днем в нашей военной истории. Три гвардейские дивизии против одного-единственного обороняющегося финского полка прорвали оборону и отбросили обороняющиеся силы в прибрежной полосе на десяток километров назад. Яростные бои велись на некоторых сдерживающих линиях, но сопротивление было сломлено под давлением массированного наступления танков… За несколько дней обстановка изменилась настолько, что вся наша оборона стала трещать по швам» – кінець цитати.

А далі Маннергейм описує, як йому завдяки перекиданню військ з фронту у Східній Карелії вдалося зупинити наступ радянської армії на другій оборонній лінії Карельського перешийку. Ці події на їх заключній стадії він описує так – цитую: «Маневр на отступление был, в общем, выполнен даже лучше, чем ожидалось. Состав русской наступающей армии постепенно возрос до 20 пехотных дивизий, 4 бронетанковых бригад, 5-6 танковых полков и 4 полков самоходной артиллерии, но, несмотря на такое огромное превосходство в силе, противнику, после того как 10-я дивизия понесла поражение, не удалось рассечь наши войска на части и воспрепятствовать их переходу в полном порядке с одного сдерживающего оборонительного рубежа на другой. Командиры крепко держали управление в руках, и стойкость финского солдата осталась не сломленной» – кінець цитати.

А на наступних сторінках Маннергейм від розповіді про військові операції переходить до характеристики політичної ситуації, що складалась у ці ж дні. Він пише – цитую: «Президент Рюти ежедневно поддерживал связь с министром обороны и со мной, и, таким образом, у него была возможность внимательно следить за развитием обстановки. Он считал, что для достижения мира необходимо преобразовать правительство. 15 июня он спросил меня, не согласился бы я в новом правительстве занять пост премьер-министра. Я решительно отказался, поскольку не мог оставить должность главнокомандующего в момент самой большой опасности. Несколько дней спустя президент приехал ко мне в Ставку для того, чтобы сообщить, что намерен отказаться от поста главы государства в случае, если я соглашусь стать его преемником. Я посчитал необходимым отвергнуть и это предложение… Едва президент успел вернуться в столицу, как к нему неожиданно явился вечером 22 июня министр иностранных дел Германии Риббентроп. Цель его приезда подтвердила наше предположение, что Германия намерена использовать бедственное положение Финляндии в своих интересах. Подчеркнув необходимость гарантии того, что адресованные нам поставки оружия и товаров не попадут в «чужие руки», фон Риббентроп возобновил требование подписания Финляндией соглашения с Германией, в котором она обязалась бы не заключать сепаратного мира. Заключение соглашения неизбежно, если мы заинтересованы в получении оружия, боеприпасов и зерна, без которых ситуация станет неуправляемой… Результатом длительных переговоров с Риббентропом явилось то, что … 26 июня 1944 года президент Рюти единолично подписал такое заверение,… из-за которого через некоторое время ему пришлось отказаться от своего поста… Военная помощь, полученная нами благодаря подписанному соглашению, была по численности весьма ограниченной, но все же сыграла определенную роль… Наибольшую же ценность для нас имели противотанковые орудия и обильные боеприпасы к ним. Поставка зерна в ближайшие месяцы также была гарантирована. Нам удалось, хотя бы и с ножом у горла, создать основу для стабилизации положения… После двухмесячных боев, требовавших большого нервного напряжения, продвижение противника было окончательно остановлено» – кінець цитати.

Маннергейм в «Мемуарах» звертає увагу на те, що до підписання цієї угоди президента Рюті підштовхнула вимога радянського уряду про капітуляції Фінляндії, яку Маннергейм характеризує так – цитую: «Вечером 23 июня, когда Риббентроп еще оставался в Хельсинки, правительство через Стокгольм получило от советского правительства записку следующего содержания: «Поскольку финны несколько раз обманывали нас, мы хотим, чтобы правительство Финляндии передало подписанное президентом и министром иностранных дел сообщение, что Финляндия готова сдаться и обратиться к советскому правительству с просьбой о мире. Если мы получим от правительства Финляндии эту информацию, Москва готова принять финскую делегацию». Таков был фон происходивших в те дни событий. Необходимо было выбрать либо безусловную сдачу, либо же подписание соглашения, которое бы увеличивало наши возможности создания предпосылок для приемлемого мира без условий… Веря в возможность стабилизации обстановки и в то, что так можно открыть путь к мирным переговорам, руководство государства с полным правом могло отвергнуть требование русских о безоговорочной капитуляции, хотя войска и продолжали упорно сражаться. Наши оборонительные силы непоколебимо стояли на месте и тем самым обеспечивали стране возможность попытаться с помощью дипломатических средств выйти из сложившейся ситуации» – кінець цитати.

Цікавим є аналіз Маннергеймом цілей описаного вище радянського наступу у Фінляндії і методів їх досягнення на фоні військових операцій на інших фронтах – він пише – цитую: «В ноябре 1943 года союзники в Тегеране договорились о высадке войск в июне 1944 года во Франции и начале одновременного наступления на Германию на всех фронтах. Пройдя в течение января-февраля 1944 года через Украину и выйдя в районе Луцка в Польшу, а также на границу с Эстонией, а затем в марте – на румынскую и венгерскую границы, русские обеспечили себе выгодные позиции для генерального наступления… Рассматривая события на этом фоне с военной точки зрения, мягко говоря, удивляешься тому, что русские вообще пошли в наступление на Финляндию. С одной стороны, масштабная попытка, предпринятая ими на этом второстепенном фронте, ослабила наступательную мощь в странах Прибалтики, а с другой – финская проблема, вне всяких сомнений, и так была бы решена после разгрома германских вооруженных сил, ибо Финляндия осталась бы в одиночестве сражаться против мощной Красной Армии. Чем больше ослабевала сила Германии в зоне Балтийского моря, тем больше было у правительства Финляндии возможностей вывести страну из войны. Таким образом, с полной уверенностью можно сказать, что Финляндия одобрила бы умеренные условия мира и в том случае, если бы на нее не наступали, и нас нельзя бы было рассматривать как немую угрозу Советскому Союзу на заключительной стадии войны… Чем же объясняется наступление русских на Финляндию? Согласно информации, полученной от союзников, советское правительство решило сначала поглотить Финляндию, а уж потом приступить к выполнению других задач… Ожидалось, что Красная Армия, благодаря своему превосходству в силе, войдет в Хельсинки самое позднее в середине июля, хотя бы это и стоило ей ста или двухсот тысяч солдатских жизней… Сведения, полученные от нейтральной стороны, тоже рисовали такую же пессимистическую картину судьбы Финляндии… Это объясняет и то, что весной 1944 года переданные нам условия мира были просто невыполнимы и что советское правительство не намеревалось по-деловому их обсуждать. Именно по этим причинам Советский Союз усилил войска, уже стоящие против нас, тридцатью дивизиями, большинство из которых были гвардейскими, а также двумя тысячами танков и тяжелой артиллерией… Перед концом июля 1944 года стало ясно, что усилия, направленные на стабилизацию обстановки, были удачными. Соглашение с Риббентропом выполнило свою задачу. Сейчас надо было подготовить выход Финляндии из войны» – кінець цитати.

А ось як Маннергейм описує свою появу на найвищій владній посаді – цитую: «28 июля президент Рюти в сопровождении министров Вальдена и Таннера прибыл в Ставку для того, чтобы сообщить мне о своем решении уйти в отставку. Как президент, так и оба министра настойчиво просили меня согласиться стать главой государства. На этот раз я посчитал своим долгом испить эту чашу… После того как министр Таннер спросил, на какой срок я мог бы принять на себя этот пост, я ответил, что если мне будет оказано такое высокое доверие, что я буду избран на пост главы государства, то можно поверить, что у меня хватит мужества покинуть его, когда моя задача будет выполнена… События следовали быстро одно за другим. 1 августа президент Рюти отказался от свого поста, и в парламент срочно был передан проект закона, согласно которому меня должны были избрать президентом республики. После рассмотрения в нескольких положеннях чтениях закон был единогласно принят на коротком торжественном собрании 4 августа, после чего действующий президент – премьер-министр – утвердил его и он вступил в силу. В тот же день я дал в парламенте торжественную клятву, что, действуя на посту президента, буду уважать Конституцию Финляндии и законы, а также все силы отдам на благо прогресса финского народа. Первым делом мне нужно было сформировать новое правительство. Пост премьер-министра доверили вице-судье Антти Хакцеллю, бышему министру иностранных дел и послу Финляндии в Москве, который в последнее время выполнял ответственные задачи в качестве депутата парламента… Новое правительство, важнейшей задачей которого было гарантировать стране мир, было назначено 8 августа. Сейчас я был вынужден исполнять две требующие огромной ответственности должности – главы государства и главнокомандующего. Задачи второй я обязан был решать через Ставку, которую нельзя было перевести из Миккели, пока продолжалась война. И мне пять месяцев пришлось делить себя между Хельсинки и Миккели. 17 августа я принял генерал-фельдмаршала Кейтеля, прибывшего самолетом в Миккели, чтобы поздравить меня от имени рейхсканцлера Гитлера со вступлением на пост главы государства. Действительная цель Гитлера, конечно, состояла в том, чтобы еще раз попытаться воспрепятствовать нам пойти своей дорогой. Во время продолжительной беседы, на которой присутствовал начальник Генерального штаба, я разъяснил значение политических событий последних недель… Президент Рюти, как высший руководитель нашей внешней политики, не мог сохранить свободы действий в сложившихся обстоятельствах. Поэтому он и ушел в отставку, а я пришел ему на смену… Мои разъяснения явно призвели сильное впечатление на гостя, хотя он все время вел себя так, как будто ничего неприятного не произошло. Генерал-фельдмаршал до самого момента посадки в самолет был внимателен и любезен… Теперь наступило время снова вступить в контакты с Москвой, прерванные в апреле. 25 августа наши представители поинтересовались у посла СССР в Стокгольме, какие существуют предпосылки для начала переговоров о мире. В ответе госпожи Коллонтай говорилось, что советское правительство готово к мирным переговорам, если Финляндия выполнит два предварительных условия: немедленный разрыв отношений с Германией и вывод немецких войск из страны в течение двух недель, во всяком случае до 15 сентября. Если немцы не пойдут на это, то следует итернировать их войска. Эти условия, говорилось в ответе, выдвигаются и от имени Великобритании, они также одобрены правительством США. Правительство, желавшее вновь приступить к переговорам, к своему удовлетворению констатировало, что военные и политические усилия минувшого лета привели к отказу русских от требования безоговорочной капитуляции и что установлен срок, хотя и короткий, для предоставления немцам добровольно покинуть страну. Предложение правительства о начале переговоров на этих условиях было одобрено парламентом на закрытом заседании 2 сентября. Послу Германии в этот же день была вручена нота, которой дипломатические отношения разрывали и предлагали вывести немецкие войска из Финляндии в течение двух недель. Через генерала Эрфурта я послал германському фюреру и главнокомандующему Адольфу Гитлеру письмо следующего содержания: «В момент предстоящих трудных решений я испытываю необходимость сообщить Вам, что пришел к убеждению, что спасенне моего народа обязывает меня найти способ быстрого выхода из войны. Неблагоприятное развитие общей военной ситуации все сильнее ограничивает возможности Германии в грядущие моменты еще больших бедствий оказать нам в достаточных размерах и в нужное время помощь, в которой мы неизбежно нуждаемся… Когда господин генерал-фельдмаршал Кейтель по Вашему поручению нанес мне недавно визит, он подчеркивал, что народ Великой Германии, несомненно, сможет, если того потребует судьба, вести войну еще десяток лет. Я ответил, что хотя, как надеюсь, это и соответствует действительности для девяностомиллионного народа, все же мы , финны, полностью осознаем, что даже физически неспособны выдержать эту войну дальше. Генеральное наступление русских в июне лишило меня всех резервов. Мы не можем больше позволить себе такого кровопролития, не подвергая постоянно опасности дальнейшее существование всего небольшого народа Финляндии. Я хотел бы особо почеркнуть, что даже если судьба и не подарит успеха Вашему оружию, Германия все равно выживет. Этого нельзя утверждать, говоря о Финляндии. Если наш всего лишь четырехмиллионный народ будет побежден силой оружия, можно не сомневаться, что его изгонят из страны или доведут до вымирания. Я не могу поставить мой народ перед такой угрозой… Вероятно, вскоре наши дороги разойдутся. Но память о немецких братьях по оружию в нашей стране будет жить. Ведь в Финляндии немцы были не представителями чужеземного ига, а помощниками и братьями по оружию… Считаю своим долгом вывести мой народ из войны. По своей воле я никогда не мог бы и не хотел бы повернуть оружие, которое нам было передано в таком обилии, против немцев. Надеюсь, что Вы, хотя и не одобрите этого моего послания, все же попытаетесь, как и я и все финны, прийти к окончательному уяснению существовавших до сих пор между нами отношений, всеми способами избегая ненужного обострения» – кінець і листа Гітлеру і цитати.

А далі, оскільки парламент підтримав пропозицію президента і уряду про початок мирних переговорів з Радянським Союзом, Маннергейму потрібно було вжити заходів до того, щоб німецькі війська, що були розташовані на півночі країни, протягом двох тижнів у першій половині вересня 1944 року покинули межі Фінляндії. Їх командувач генерал-полковник Рендуліч, який наніс візит Маннергейму, попросив не форсувати події, оскільки 200 тисяч військових з їх технікою і озброєнням за два тижні вивести до Норвегії навряд чи вдасться, а оскільки і фіни і німці є вправними воїнами, то зіткнення між ними ні до чого доброго не приведе. І дійсно вихід німецьких військ з території Фінляндії супроводжувався багатьма серйозними і жорсткими сутичками цих військ з військами фінської армії, окремі частини яких Маннергейм змушений був перекинути зі східного фронту на північний, створений для того, щоб прискорити залишення німцями фінської території. Справа дійшло до того, що 15 вересня 1944 року у бою за острів Гогланд, який німці намагались залишити за собою, фінам довелось навіть взяти 700 полонених і відігнати німецькі частини на територію дислокації російських частин, котрі їх інтернували. Але сутички мали місце і далі, які знову і знову переходили в жорстокі бої, тож останні німецькі частини покинули останні квадратні метри фінської території у «рукаві Фінляндії», який протягнувся до спільного прикордонного стовпа на кордоні між Финляндією, Швецією і Норвегією, аж у квітні 1945 року. А тому можна констатувати, що, починаючи з 15 вересня 1944 року і по квітень 1945 року, Фінляндія уже була у стані війни з Німеччиною. І, як пише Маннергейм, – цитую: «24 сентября русские захватили Таллин, а спустя несколько дней в их руках оказалась почти вся Эстония. В связи с этим Германия не смогла предпринять против нас тех же мероприятий, к которым она прибегла годом раньше в Румынии и Венгрии, но все же военные действия против немцев приносили нам огромные трудности» – кінець цитати.

7 вересня 1944 року фінська делегація на чолі з прем’єр-міністром Хакцеллем, позитивно відреагувавши на пропозицію посла СРСР в Стокгольмі, виїхала до Москви для проведення переговорів з радянським урядом про підписання мирної угоди. Але в Кремлі її прийняли лише 14 вересня. З цього дня фінську делегацію уже очолював міністр іноземних справ Енкелль, оскільки за день до цього прем’єра Хакцелля розбив інсульт. Як пише Маннергейм – цитую: «Для того, чтобы переговоры происходили в благоприятных условиях и дальнейшее кровопролитие было прекращено, я через Стокгольм предложил генералиссимусу Сталину пристановить военные действия в предложенный им день и час. В ночь на 4 сентября, которую я проводил у себя на квартире неподалеку от Миккели, министр иностранных дел, позвонив по телефону начальнику Генерального штаба, сообщил, что Сталин принял мое предложение. Если подтвержденный ответ доставят в посольство СССР в Стокгольме до двух часов ночи, то русские прекратят огонь в 7.00 на следующее утро» – кінець цитати. А далі йде розповідь про те, що із-за затримок в передачі потрібної інформації до радянських військових частин бої продовжувались увесь наступний день, але потім усе-таки вогонь був припинений з обох боків.

Про хід переговорів у Москві можна судити з наступного абзацу із «Мемуарів»: «Из донесений, полученных в те дни, постепенно стали ясны условия перемирия русских. Большинство из них мы знали и ранее. Новым было то, что русские вместо Ханко потребовали на 50 лет основной части области Киркконумми, расположенной в непостредственной близости от столицы, с входящим в эту зону мысом Порккала, а также частей трех соседних областей, так называемой территории Порккала-Удд. Кроме того, мы были обязаны передать весь район Петсамо, что означало лишение Финляндии единственного порта на Северном Ледовитом океане. Размер репараций с 600 миллионов был снижен до 300 миллионов долларов США, и нас обязывали выплачивать их поставками товаров в течение шести лет. Армию необходимо было отодвинуть на границу 1940 года (это следовало сделать за пять суток) и перевести ее на мирное положение в течение двух с половиной месяцев со дня подписания соглашения о перемирии. Это означало также, что в ходе демобилизации нам следует изгнать из стран или интернировать немецкие войска. Далее, для облегчения достижения полной победы над Германией мы должны были предоставить Советскому Союзу право использовать порты и аэродромы южной Финляндии, а также наш торговый флот вплоть до окончания мировой войны. За выполнение всех этих пунктов должна была наблюдать союзническая (русская) контрольная комиссия. Соглашение о перемирии вступало в силу в момент его подписания» – кінець цитати.

Як повідомляє Маннергейм – цитую: «Правительство собралось на заседание 18 сентября с целью определить свое отношение к условиям перемирия. Тем же вечером я беседовал с бывшим министром иностранных дел Рамзаем, который сказал, что условия ужасны, но если мы не примем их, то последствия могут оказаться роковыми. Однако уже в ранние часы следующего утра мы получили из Москвы сообщение, что советское правительство требует подписания соглашения до 12 часов следующего дня. Поэтому я созвал правительство в 5.00 19 сентября. В резиденцию правительства были приглашены генерал-лейтенант Айро и поковник Паасонен, выделенные в качестве технических экспертов в помощь правительству. Я информировал правительство об ультиматуме русской стороны, а затем предоставил слово генерал-лейтенанту Айро. Из его доклада стало ясно, что Финляндия при благоприятных условиях может продержаться лишь три месяца. Полковник Паасонен, в свою очередь, заметил, что… противнику потребуется не больше двух недель для сосредоточения новой превосходящей в силах группировки на Карельском перешейке… После выступления военных экспертов я предоставил слово исполняющему обязанности премьер-министра фон Борну, который временно замещал на этом посту уехавшего в Москву Энкелля. Барон фон Борн не стал выступать против принятия условий перемирия… В моем присутствии правительство, испытывая тяжелые чувства, решило внести в парламент проект решения об утверждении условий и предоставлении полномочий для подписания перемирия. Парламент, созванный на заседание в то же утро в 7.00, без долгих разговоров утвердил проект решения… Правительство Хакцелля сразу после выполнения своей задачи и заключения мира ушло в отставку. Нелегко было подыскать подходящую кандидатуру, которая согласилась бы осуществлять руководство новым кабинетом министров, задача которого несомненно была более трудной по сравнению с любым из предыдущих правительств. Напрасно я обращался то к одному, то к другому парламентарию. Наконец это тяжелое бремя согласился взять на себя президент верховного административного суда У. Кастрен. Сейчас нужно было засучив рукава приступать к работе по восстановлению страны, возвращению торгових отношений и вообще к запуску производственного механизма, и все это нужно было проделать наряду с вооруженной борьбой против нового противника, причем своего решения ждали и социальные проблемы, и прежде всего поиск жилья для перемещенных лиц. Трудности, казалось, были непреодолимыми, если их рассматривать на фоне огромных экономических обязательств, предъявляемых репарационными требованиями. Правительство Касрена работало недолго, поскольку противоречия среди социал-демократов привели к сужению базы, на которую правительство опиралось Уже 17 ноября оно посчитало необходимым уйти в отставку. За неполных два месяца кабинет министров под руководством Кастрена проделал значительную работу, на которую наложила печать принципиальная позиция премьер-министра в неравной борьбе за соблюдение интересов страны» – кінець цитати.

А ось як характеризує Маннергейм стан, в якому опинилась Фінляндія після підписання мирної угоди з Радянським Союзом – цитую: «Выборгская ляни опять оказалась в составе России, и народ Карелии вместе со скотом и всем движимым имуществом вновь отправился в путь на запад. Благодаря теплой погоде и существовавшей в нас возможности пароходных перевозок по озерам эвакуацию на этот раз смогли организовать лучше, чем в ноябре 1940 года… И все же шествие изгнанных из своих домов жителей Карелии сейчас, если можно так выразиться, производило еще более горестное впечатление, чем в прошлый раз. Район Порккала-Удд, старую окультуренную территорию, где хозяйства процветали, а воды изобиловали рыбой, сейчас необходимо было освободить в течение суток до прихода гарнизона русских. Помимо того, что здешние жители потеряли свои дома и унаследованные от предков хозяйства, передача этой территории порождала большие трудности в снабжении столицы продуктами питания: перерезала прямые шоссейные и железные дороги, идущие в юго-западные районы Финляндии. Тот факт, что с этого момента столица была доступна для прямого обстрела русской полевой артиллерией, представлял собой серьезнейшую угрозу. Второй раз за четыре года войны наши войска отступали на линию границы, установленную противником. И сейчас армия была вконец измотана в борьбе против превосходящего противника, но, как и в 1940 году, отходила в боевом порядке, не разгромленная и сохранившая свою духовную твердость. Она не была разбита и могла бы при необходимости продолжать борьбу.. Однако общая ситуация требовала, чтобы боевые действия были прекращены и народ получил мир. С гордо поднятой головой финский солдат мог отправляться домой, хорошо выполнив свою задачу. Свобода и на это раз досталась нам дорогой ценой. Свидетельством этого служат 55 000 белых деревянных крестов на наших погостах» – кінець цитати.

А ось як Маннергейм характеризує ще один бік ситуації, що склалася після підписання мирної угоди з Радянським Союзом – цитую: «Установленный в соглашении о перемирии срок демобилизации армии заканчивался 5 декабря, и этого придерживались жестко, хотя мы и просили о продлении. Вопрос демобилизации тех частей и подразделений, которые участвовали в лапландской операции, превратился в необыкновенно сложную проблему. Одновременно с демобилизацией солдат старших возрастов более молодых бойцов свели в части, соответствующие по своему составу войскам мирного времени. И эта молодежь должна была вести борьбу против немецких ветеранов, которые за четыре года войны успели привыкнуть к условиям Лапландии и ведению военных действий в глухих местах. Просто чудо, что демобилизация не парализовала военную деятельность… В декабре 1944 года наступление против немцев продвинулось настолько далеко, что мое присутствие в Ставке уже не было необходимым. В середине этого месяца я перевел свой командный пункт в Хельсинки и одновременно передал непосредственное руководство военными действиями начальнику генштаба генералу от пехоты Эрику Хейнрихсу. На пороге слудующего года его официально назначили командующим оборонительными силами. За его заслуги во время войны в качестве начальника Генерального штаба, а также за искусное руководство военным походом в Восточную Карелию я наградил Хейнрихса Крестом Маннергейма 1-й степени. Последний приказ в качестве главнокомандующего я отдал 31 декабря 1944 года» – кінець цитати.

В цьому наказі Маннергейм дав характеристику і війни в цілому, і проблем, які довелось розв’язувати протягом неї, і характеристику фінських воїнів та усіх громадян, які в єдиному патріотичному пориві встали на захист рідної землі. Закінчувався наказ такими словами: «Желаю вам всем успехов и счастья, которое рождается на почве свободного отечества. Пусть высшая судьба служит процветанию Финляндии» – кінець цитати.

А далі Маннергейм у своїх «Мемуарах» дає характеристику подій, що мали місце уже у 1945 році. Він пише – цитую: «В 1945 году глава финского государства и правительство вынуждены были выполнять в наших условиях сложные задачи. В это время мне оказал огромную помощь премьер-министр Паасикиви, котрый , начиная с 17 ноября 1944 года, необыкновенно опытно и гибко выполнял трудные обязанности руководителя правительства… Важнейшим вопросом, который предстояло решить в ближайшем будущем, были выборы в парламент. Выборы не проводились с 1939 года, и после перемещения населения выборы технически требовали огромной підготовки, быстрая организация которой была неизбежностью. Выборы состоялись 17-18 ноября без каких-либо помех… (далі дається характеристика усіх партій, які отримали депутатські мандати)… Как только стали ясными результаты виборов, правительство по сложившейся парламентарной традиции ушло в отставку. Премьер-министром остался государственный советник Паасикиви, его кабинет министров получил поддержку «трех крупнейших», то есть социал-демократов, народних демократов и аграрного союза. Представители шведской народной партии и прогрессивной партии, работавшие в предыдущем правительстве, остались на своих местах. В программу коалиционного правительства входили широкомасштабне планы радикального реформирования общества в условиях, когда стремление к обобществлению орудий труда, с одной стороны, и развитие мелкого земельного хазяйства, с другой, плохо сочетаются друг с другом. Предполагалось также сокращение чиновничьего апарата и прочне меры. Главной задачей во время моего президентства было и оставалось выполнение тренований соглашения о перемирии. Из них самым щепетильным было требование о наказании военных преступников, содержащееся в 13-й статье соглашения… (далі Маннергейм описує, як проходило прийняття закону, яким реалізувалась ця вимога, і як він намагався, «пом’якшити» цей закон, адже мова йшла про колишніх його соратників із числа тих, про яких в проекті закону було записано «кто решающим образом повлиял на вступление Финляндии в 1941 году наряду с Германией в войну против Союза Советских Социалистических Республик, а также против Объединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии или же во время войны препятствовал достижению мира». – Маннергейму вдалося, по-перше, домогтись, щоб це звинувачення розповсюджувалось лише на членів уряду, які – «повлияли» или «препятствовали», – а по-друге, домогтись розповсюдити право президента на помилування і на «военных преступников»).

А далі Маннергейм пише – цитую: «Здоровье мое, которое и так было шатким, ухудшилось в течение года настолько, что я вынужден был передать функции главы государства премьер-министру и последовать совету врача уехать в местность с более благоприятным климатом. Конечной целью моего пути была Португалия… (далі описуються деякі складнощі, які виникли в отриманні дозволу СРСР на цю поїздку та способи їх подолання) … После подбодрившего меня отпуска, проведеного на берегу Атлантики, … на пути домой я внезапно заболел и был вынужден поспешить в Стокгольм показаться своему врачу профессору Нанне Шварц. Из Стокгольма сразу отправился в Хельсинки, где лег в больницу Красного Креста. Такой прискорбный результат моего оздоровительного отпуска сильно разочаровал меня, но против фактов мы бессильны. Ближайшие месяцы я был не в состоянии исполнять обязанности главы государства, за исключением тех случаев, когда вопрос можно было решить на больничной койке. 4 марта 1946 года я направил правительству письмо, приложив к нему свидетельство врача, в котором сообщал о своем решении уйти с поста в связи с ухудшением здоровья. Я добавил при этом, что считаю задачу, на выполнение которой я согласился, заняв пост главы государства, во многом завершенной, поскольку сейчас суд над военными преступниками закончился. Из условий перемирия остались лишь такие, выполнение которых займет несколько лет. Доводя свое решение до сведения правительства, я хотел, чтобы оно могло приступить к необходимым для этого мероприятиям. Известие о том, что я решил покинуть пост главы государства, финскому народу сообщил премьер-министр Паасикиви, зачитав мое письмо по радио, прибавив к нему от себя следующее: «Имя президента Маннергейма глубоко врезано в историю нашей страны. Служа стране, он всегда нес на своих плечах огромное бремя, а в августе 1944 года, следуя единодушному желанию народа Финляндии, принял на себя ответственную должность президента республики. Под его руководством и благодаря его авторитету страна вышла из войны. Никто другой не смог бы тогда выполнить эту задачу, ибо никто, кроме него, не пользовался таким огромным доверием большинства нашего народа. За это, как и за весь прочий самоотверженный труд его на благо страны, финский народ глубоко благодарен президенту Маннергейму. Когда сейчас в связи с ухудшением здоровья он вынужден уйти с поста президента республики, благодарность народа следует высказать ему публично. Президент Маннергейм может уйти на заслуженный отдых, зная о том, что народ Финляндии никогда не забудет тех огромных услуг, которые он оказал Отечеству. Наилучшие и самые теплые пожелания нашего народа всегда будут с ним». 9 марта 1946 года на пост президента был избран Ю.К.Паасикиви, а два дня спустя произошла и «смена караула» на посту главы государства. Так я освободился от последней, наиболее тяжелой задачи на службе Отечеству. Вернувшись к частной жизни, я теперь без помех могу пользоваться правом, которое принадлежит каждому свободному гражданину, – правом напомнить нынешнему поколению и передать грядущим за ним, что было дано мне в жизни и какие уроки из этого извлечь» – кінець цитати.

Закінчує Маннергейм свої «Мемуари» так: «Этими записками заканчивается мой путь на государственном поприще. Я хочу лишь в нескольких словах выразить мое понимание причинних связей, которые определили историю Финляндии в течение последних рокових десятилетий… Из опыта, приобретенного прошлыми поколеними дорогой ценой, будущим поколеним следует извлекать лучшее и не повторять ошибок своих предшественников. Знания, приобретенные отдельной личностью в какой-либо период времени, следует накапливать и передавать в наследство грядущим поколеним. Прежде всего по этой причине я посчитал необходимым на фоне воспоминаний своей жизни рассказать о своем опыте, о тех новейших событиях в истории Финляндии, на которые мне было дозволено оказать влияние. Свою свободу Финляндия получила не в подарок. Она была куплена ценой больших жертв и кровью своих детей в 1918 году в борьбе, которая снова вернула историческую границу нашей страны. Ясно, что наше положение в качестве самостоятельного государства было нелегким. Оно требовало крепкой государственной власти, внутреннего единства и эффективных оборонительных сил. Установленная мной в 1919 году форма правления в Финляндии заложила прочную основу государственной власти в рамках демократического общественного порядка, которая неколебимо выдержала все бури нашого времени. Ценность этой основы лучше всего подтверждает то, что она существует и поныне. Самой большой угрозой будущему внешней безопасности и внутреннего спокойствия Финляндии было бы продолжение того разброда, который в 1918 году поставил страну на край гибели. По окончании войны за освобождение я чувствовал, что вынужден выполнить свой долг и сделать все, что было в моих силах, для залечивания ран, нанесенных войной. Насколько мои стремления выровнять противоречия в обществе смогли способствовать объединению общества, судить не мне. Во всяком случае, когда настало время испытаний , я, к своему удивлению, увидел, что народ Финляндии сплочен, един и решительно выступил на защиту своих жизненных интересов. Жизненно важное значение готовности к обороне для будущей жизни молодого государства, к сожалению, понимали не все, несмотря на многочисленные предупреждения, и только гром войны разбудил спящих… Восемь лет, бегая наперегонки с приближающейся бурей, я был вынужден наблюдать, как на Финляндию, обороноспособность которой оставляла желать лучшего, устремлялся шторм… Народ в целом и его предствители в парламенте и правительстве слишком поздно одобрили требования эффективного усиления оборонного ведомства государства. Финляндия тем самым оказалась слабой для защиты оружием свого нейтралитета… Я хочу сказать будущим поколеним, что раздор в собственных рядах бъет сильнее, чем меч ненависника, а внутренние разногласия широко распахивают двери перед приходящим извне противником. В двух последних войнах финны сами доказали, что единодушный народ, пусть даже он численно мал, может развить огромную ударную силу и вынести самые тяжелые испытания. Сомкнув свои ряды в момент опасности, финский народ сам завоевал себе право жить и впредь своей самостоятельной жизнью в окружении свободных наций. Он не зашатался от напряжения – он сделан из здорового и крепкого материала. Если мы останемся верны себе и упорно и единодушно будем держаться за те ценности, которые и в наши дни являються фундаментом свободы Финляндии, а именно – за унаследованную от наших отцов веру, любовь к Отечеству, решительную и готовую на жертвы волю к обороне, то народ Финляндии сможет уверенно смотреть в будущее» – кінець останньої цитати із «Мемуарів» Маннергейма – і самих «Мемуарів».

А на завершення цієї розповіді приведу деяку інформацію, пов’язану з Маннергеймом, яку я почерпнув із історії Фінляндії.

Ну, по-перше, моїм читачам, мабуть, буде цікаво дізнатись про те, що після залишення у березні 1946 року посади президента Фінляндії Маннергейм для поліпшення свого здоров’я здійснив кілька подорожей до здравниць Італії, Швейцарії та Франції і, відчувши себе краще, у 1948 році взявся за написання своїх «Мемуарів» фінською мовою. Наскільки це було йому складно, можна судити з того, що до 51-річного віку він зовсім не володів фінською мовою, бо в дитинстві навчався в російському ліцеї, потім в російському воєнному училищі, потім служив в російській армії і лише у 1918 році, коли очолив боротьбу проти комуністичного поневолення у Фінляндії, він розпочав вивчати фінську мову за допомогою найнятого ним для цього вчителя. Саме тому на написання «Мемуарів», над якими він працював щоденно, йому знадобилося аж три роки.

Ще будучи на посаді президента Фінляндії, Маннергейм виступав свідком на суді над воєнними злочинцями, і переконував суддів у тому, що деякі з обвинувачених, особливо екс-президент Рюті і члени його уряду, які підписували угоди з Німеччиною у період з 1941 по 1944 роки, не могли у той час діяти інакше, бо цього вимагали умови виживання Фінляндії як держави, а тому він просив суддів визначити для них найменші терміни покарання. Завдяки свідченням і проханням Маннергейма, наприклад, екс-президент Рюті був засуджений не довічно, а лише на 5 з половиною років, а завдяки поправці Маннергейма, внесеній до закону про суд над воєнними злочинцями, про надання президенту держави права помилування і цієї категорії злочинців, наступний президент Фінляндії Паасіківі помилував екс-президента Рюті через три роки, скоротивши термін його ув’язнення на 2 з половиною роки.

В останні роки життя Маннергейма дуже непокоїла виразка шлунку, і лікарі наполягали на операції. Але він вирішив, що ляже на операцію лише після закінчення написання «Мемуарів». Він закінчив їх написання 15 січня 1951 року, а через 4 дні після цього, тобто 19 січня, ліг на операцію. Операція пройшла успішно, але підточений хворобами і надлюдськими фізичними та психологічними навантаженнями упродовж життя організм його виявився неспроможним упоратись з післяопераційними ускладеннями, а тому, не виходячи з лікарні, 27 січня 1951 року Маннергейм помер. Його поховали на військовому кладовищі у Хельсінкі 4 лютого 1951 року, присвоївши йому наостанок міжнародне почесне звання «Рицар Європи». Прожив він 83 з половиною роки, дві третини із яких були наповнені буремними подіями і різномасштабними перемогами та здобутками.

І на завершення – якщо оцінювати «Мемуари» Маннергейма як його «докторську дисертацію», то оці мої сторінки можна умовно вважати своєрідним «авторефератом» цієї «дисертації», тому я не вноситиму своєї оцінки викладеного Маннергеймом, аби не нав’язувати читачам своєї точки зору, як це полюбляють робити різноманітні телеведучі та різнокаліберні «політологи» і «політтехнологи» у теле- і радіоефірах, а пропоную читачам, визначитись з оцінкою прочитаного самим.